Больше двух с половиной лет назад в авиационной катастрофе погибла хоккейная команда "Локомотив". Чудом спасшегося после падения лайнера Александра Галимова врачи в течение нескольких дней пытались спасти. Увы, полученные спортсменом ожоги оказались несовместимы с жизнью.
Юрий ГОЛЫШАК
Плей-офф для Ярославля заканчивался, в борьбе со "Львом" "Локомотив" ощутимо выдыхался. По дороге в Москву я свернул на костромскую трассу. В пятнадцати минутах езды рухнул когда-то "Як" с хоккейной командой.
А совсем рядышком, километрах в пяти, на окраине деревни Сопелки дом семьи Галимовых.
Меня ждали.
Когда-то здесь было весело – сын Саша заглядывал едва ли не каждый день. С молодой женой и дочкой Кристиной. Теперь – тишина. Александр Галимов на тихом Чурилковском кладбище, где памятник его, поставленный друзьями-хоккеистами, виден от ворот. Жена Марина уехала из Ярославля. Саидгерей и Елена Галимовы остались одни. Внучку эти молодые старики не видят.
– Были две собаки – обе умерли вслед за сыном. И Ося, и Буржуй. Как сказал врач, у каждой собаки в мозгу очаг раковых клеток. Стресс провоцирует развитие. Кот, Сашин любимец, ушел из дома сразу после похорон. Неделю не было. Думали, не вернется. Но пришел – весь перебитый, переломанный…
Кот, обнюхав меня со всех сторон, потерял интерес. Щурился на солнце.
Мы прошли по участку.
– Саша посадил две голубые ели. Одна увяла, – показывала и рассказывала Елена Леонтьевна. – Я на это место можжевельник пристроила, чтоб совсем пусто не было. Посмотрим, приживется ли. Саша поначалу снился, а в последнее время что-то перестал. Но я чувствую его присутствие. Геру друзья сына увезут на рыбалку – я Сане жалуюсь: "Доброе утро, сынок. Папа уехал, что-то долго не звонит". Только вот не обнимешь. Не прижмешь.
Тишина этих мест пропитана трагедией. Чувствуешь, даже не переступив порог.
Родители Саши Галимова все сделали, чтобы я чувствовал себя уютно. Провели в старый дом, еще дедовский. Зашли в комнату Александра, где ничего не изменилось. Позволили подержать в руках уцелевший шлем сына – в Минск Саша взял другой, со специальной защитой для едва зажившего лица. Обычный оставил в раздевалке. Теперь шлем на полочке возле икон. Рядом латаная-перелатаная перчатка, вернувшаяся из того самого самолета. Сколько в ней было заброшено шайб?
– Саша Беляев ее все реставрировал, лежала в отдельном пакете. Поэтому уцелела. Из баула сына ничего до нас не дошло, все сгорело. У многих целые баулы с формой сохранились.
– Я слышал, вам передали обожженный паспорт сына.
– Не обожженный, а залитый водой. Сейчас принесу, – Елена Леонтьевна идет на второй этаж. – С тех пор ни разу не разворачивала этот пакет. Вот все, что при нем было, – бумажник, права, деньги, паспорт. А вот пропуск на "Арену".
– Кто-то оказался в разбившемся самолете случайно. А был хоть один хоккеист, туда чудом не попавший?
– Максим Зюзякин. Вы не знали?
– Нет.
– Он должен был лететь с первой командой, но Петр Воробьев его отозвал – на подмогу второму составу. Наш Саня со швейцарских сборов вернулся подбитый, мы уж думаем: сломал бы челюсть в третий раз – глядишь, и не полетел бы в Минск. Рядом с нами участок Кати Урычевой, мамы Юры. Вот он вообще не мог оказаться на борту!
– Почему?
– Пять матчей дисквалификации. Еще рука сломана. С утра звонил маме грустный: "Меня не берут…" Прошло несколько часов – уже счастливый: "Лечу, берут!" А Салей? Он действительно собирался выехать в Минск накануне на машине, его даже не называли среди погибших!
– Знаю, что Олег Петров договорился о переходе в "Локомотив". Но приехать собирался в ноябре.
– А про Пашку Демитру не знаете? Он в день вылета отравился, с утра ужасно себя чувствовал. Повезли в больницу, все раздумывали – брать его на выезд, нет? Взяли…
– Вам важно, чтобы нашли виноватого?
– Да уж списали бы на самолет. Мы общаемся с семьями пилотов, которые погибли. С женой летчика Живелова, из которого сделали главного виновника. Знаем, что пережили его детишки. Полгода не выходили из дома, их затравили. В школу идут – навстречу сверстники: "Их папа убийца, угробил нашу команду…"
* * *
– Я слышал, бывший тренер "Локомотива" Кари Хейккиля не приехал на похороны. Не прислал даже телеграмму.
– Да вы что?! Кари одним из первых примчался! Я приехала во дворец, они стояли с Вуйтеком в коридоре. Увидел меня, обнял…
– Это же он открыл хоккеиста Галимова.
– 2 – 3 года Саше не давали ходу вообще. Спасибо Кари и Федору Канарейкину, они поверили. Для Хейккиля было дико, когда прилетели в Швейцарию на сбор и Саня проспал на тренировку. Приходит, а уже объявление на стене: "Штраф – 200 долларов". Саня мялся-мялся, потом подошел: "Федор Леонидович, а можно я штраф дома отдам? Нет у меня сейчас таких денег". – "Ты смеешься? 200 долларов нет?" – "Я всего 100 долларов получаю…" Тут подошел Кари, Канарейкин ему что-то шепнул. У того глаза расширились. Пошли вместе к банкомату – проверять Сашину зарплату.
– Действительно, получал 100 долларов?
– Его ж только взяли в первую команду. В списке на премиальные Галимова тоже не было. Еще случай помним – Саня с Гришей Шафигулиным только попали в первую команду. А там Коваленко, Немчинов… Приезжает: "У нас сегодня сплочение. В ресторан идем". Все, что было дома, рассовали ему по карманам. Три тысячи рублей.
– Чтоб скинулся?
– Конечно! Что он хуже всех? Все там вставали, что-то клали на стол. И Саня с Гришей положили. Так подошел Андрюха Коваленко, взял обоих за шиворот: "Где деньги-то взяли?" – "Дома!" – "Когда заработаете, тогда и положите. А это отнесите назад…"
– Трогательно.
– Когда случилась беда – много нового о сыне узнали. Приезжает егерь: "Гера, я тебе деньги-то привезу" – "Какие деньги?" – "Так Саня мне машину купил, "хонду CRV"…" Отвечаем: раз купил, значит, считал нужным. Ничего возвращать не надо, катайся. У нас осталась "инфинити" сына, летом на ней ездим. Он, улетая в Минск, оставил ее у "Арены". Нам "тойоту" купил, на охоту ездить.
Время спустя поражались: Саня будто бы что-то предвидел. Все, что бы ни покупал, записывал на нас. Хотя был женат.
– Вы не знали?
– Понятия не имели! Приходим вступать в права наследования – "на папу". Еще что-то – "на маму". Только и переглядывались. Не только у нас такое, почти у всех погибших ребят.
– Ездил Саша лихо?
– Гонял! Авария была одна-единственная – в его "хонду" врезался пьяный таксист. Поехали с Мариной в кино – прошло минут пятнадцать, звонит: "Бать, я в аварию попал…" Сашка весь испереживался.
– "Инфинити" – подарок самому себе?
– Да. Спонтанно купил и на отца записал. Хотя до этого отличный "лексус" был.
– Ваш сын вполне мог сыграть на чемпионате мира-2011. Но уехал со сбора "по семейным обстоятельствам".
– Бабушка на Украине умирала, онкология. Сказал: "Мам, а вдруг не успею попрощаться?" Сорвался. А так попал бы на чемпионат. Пережила его бабушка на два месяца. В жизни не включала телевизор, лежачая, – и надо же было 7 сентября включить! Позвонила младшей дочери: "У Лены беда". – "Мама, ты с ума сошла? Какая беда?" – "Включи телевизор, посмотри. Даже у нас показывают…"
– Об Олимпиаде Саша думал?
– Мечтал! Задолго до Олимпиады говорил: "Я все равно там буду". Мы съездили, свитер его отвезли. Все мальчишки на нем расписались. Хоть так, но побывал.
* * *
– Лена Баландина рассказывала, что вся ее нынешняя жизнь – словно во сне. Поначалу ночевать ездила на кладбище.
– Нам до сих пор не верится, что Саши нет. От любого шороха кидаемся к окошку: вдруг это он? А может? Вот откроется дверь, скажет с порога как обычно: "Мам, а где батя? Давай пожрем…"
Даже на том месте, где упал самолет, как всю жизнь ловили люди рыбу, так и ловят. Дачи, огороды. А мы не живем – существуем. Я таблетки пью горстями, муж все держит внутри, на него страшно смотреть.
– Как выжили?
– Друзья сына таким теплом нас окружили, что только они и удержали в этой жизни. Нас не будет – и за могилой сына ухаживать станет некому. Ребята все-таки играют, им некогда. Недавно приезжал в Ярославль отец Маккримона. Вспоминал: "Сын рассказывал, что есть у него в команде молодой охотник, отличный парень…" Мы ему картину подарили. Как раз на охотничью тему.
Хоккеисты собрали полмиллиона евро, чтоб Саню отправить в немецкую клинику. Буцаев приехал: "Только скажите, самолет готов". Мы в тот момент Славку даже не узнали. Потом Илюха Горохов появился: "Надо перевозить в Германию!" – "Илья, нет смысла…" Надо было или сразу везти, или уже не трогать. А деньги мы не взяли.
Кто-то к нам из хоккеистов заглядывает – уже знают, что мы ни копейки не возьмем. Так распихивают деньги в прихожей по всем карманам. Берешь куртку – в ней конверт. Халат – та же история. Пацаны из НХЛ собрали деньги, нам привезли: "Это для Кристины. Вы лучше сбережете". Саша дочку обожал. Как-то на плечи посадил, выкатился с ней вместе на лед… Сейчас она просто копия Сани стала.
– Звонят часто?
– Нет такого дня, чтоб не позвонили. Я вам могу рассказать, какие у Саши друзья были. В 2012-м Гере исполнялось 50 лет. Саша заранее заказал для него снегоход, проплатил… 13 сентября мы сына похоронили, а 14-го Марина, его жена, отправилась в эту фирму и забрала деньги. Сказала: "Боялась, что пропадут". Ну ладно, забрала и забрала. Об этом узнал Леша, друг сына. Как-то позвонил: "Тетя Лена, мне нужен прицеп. Через час верну". Вернулся, поставил на место и уехал. Ничего не рассказывая. Время спустя что-то я за этот прицеп взялась – сдвинуть не могу. Кричу: "Гера, что ты из него не выгрузил?" – "Да ничего там нет…" Вместе вытягиваем – стоит снегоход. И документы в пакете.
И памятник хоккеисты сами поставили. На этом кладбище в Чурилкове дети "развлекались", 36 плит порушили. Нашу не тронули. Я б не пережила, наверное. Бог отвел. Или Аллах, не знаю. Ребенок наш под двумя богами ходил. Зато воруют всё, что на могиле. Поставишь цветы, на следующий день ваза пустая. Болельщики приезжают к Сане – привязывают к ограде шарфы. Шайбы оставляют, значки, игрушки. Все пропадает. Только шарф "Ак Барса" пока висит. Но это уже четвертый или пятый из Казани.
А вот в Туношне, где самолет упал, ничего не таскают. Все как лежало, так и лежит. Шарфы, обгоревшие клюшки. Мемориал за месяц выстроили! По ночам!
– Ходите на кладбище часто?
– Два раза в неделю. Хотя мне говорят, что нельзя часто. Не стоит лишний раз беспокоить. Но съезжу, поболтаю с ним – как-то легче становится…
– Похоронили не с командой.
– Если б Саша умер со всеми 7 сентября – лежал бы на Леонтьевском. Очень любил деда с бабушкой. Когда было тяжело, ехал к ним на Чурилковское кладбище. Сама Марина, жена, это видела и сказала: "Давайте лучше с ними похороним". Ему там спокойно.
– Вы говорите про шарф "Ак Барса". Казань очень хотела переманить сына?
– Ну да, звали в последний год. Татарин же. Предложение было очень хорошее, но тогда куда только не звали. В "Динамо". Кажется, в Магнитогорск.
– Почему остался?
– В Ярославле вырос. "Локомотив" хороший контракт дал на четыре года. А главное, хотел второго ребенка. Говорил: "Мам, если что, поможешь". Клуб все по контракту выплатил. Но какой сейчас смысл в этих деньгах – если жизни нет? Прежде говорил: "Вот буду играть хорошо – вам, мама с папой, заработаю, чтобы жили и ни в чем себе не отказывали. Потом поеду за границу играть…"
– Мечтал об НХЛ?
– Конечно. Хоть задрафтован был поздно. Его ж никто не видел, три года просидел.
* * *
– Тот день, 7 сентября, помните по минутам?
– Вообще никаких предчувствий, хотя я любую его травму предчувствовала. Сердце болело. Мы с дровами возились, вдруг звонок Саши: "Вы себе работу всегда найдете!" – "Как у тебя дела?" – "Все нормально. Сейчас обедаем и улетаем". Обычно Саня звонил отцу, а тут почему-то мне набрал перед вылетом. Улетать должны были в 2 часа дня. Почему полетели в четыре – непонятно. Ужас что творилось с этим саммитом. Один самолет улетает, другой садится. Сплошные иностранцы. "Локомотив" вообще хотели из Москвы на матч отправить. Потом махнули рукой: ладно, дадим вам полчасика. Улетите. А уехали бы в Москву – живы остались. Отсюда гнали, лишь бы быстрее свалили из Ярославля. Вот они и свалили.
В четверть пятого смотрим – сосед вокруг забора ходит. А у нас оба телефона в доме. Мужа окликнул, что-то ему шепнул – смотрю, Гера бегом в дом, хватает ключи от машины. И свой телефон взял, и мой отобрал. Дал по газам – и умчался. Я понять ничего не могла. Сосед, не здороваясь, развернулся и пошел прочь. Как странно, думаю.
Закрываю ворота – тут друг подъезжает: "Лена, привет. Что делаешь?" - "Да вот Гера куда-то помчался, оба телефона схватил. Что случилось-то?" – "Да ничего. Пойдем чайку попьем". На кухне берусь за пульт от телевизора – отбирает: "Не включай. Так на работе достал этот телевизор". Все вокруг уже знали – кроме меня.
– Как узнали?
– Минут через пять племянница дубасит ногой в ворота. Кричит: "Сашка жив!" – "В каком смысле – жив?" – "Да жив же…" Тут-то до меня стало доходить. Чик – и отключилась. Очнулась в комнате на диване. Врач надо мной, нашатырь.
– В больницу к сыну помчались?
– Да, в нашу Соловьевскую. Вели коридорами, вышел молодой врач: "Саша в искусственной коме, но все слышит. Если вы не готовы, лучше не ходить. Его может убить любой стресс". – "Я не буду плакать, даю слово". – "Точно? Пойдемте". Палец зажала во рту, чтоб не сорваться.
– Что увидели?
– Обомлела – сколько народа в палате, 9 человек! Смотрю по сторонам: где же Саша? Доктор подвел к кровати, а там не он. Не узнаю. Темное лицо.
– Сожжено?
– В копоти. Наружные ожоги начали корочкой покрываться. Сожжено было все внутри, наглотался огня и дыма. Когда поняла, что это действительно сын, отключилась. Очнулась время спустя – надо мной Гера и Марина. Больше нас туда не пускали. А до 12 сентября около дома держали людей из МЧС.
– В Москву вслед за сыном вы не ездили?
– 8 сентября утром спрашиваю Дегтярева, главврача Соловьевской больницы: "Как состояние Саши?" А он грубо в ответ: "Любой простой смертный уже десять раз бы умер. А ваш сын пока живет". Я взмолилась: сделайте все что можно! Может, заплатить? Какое-то лекарство, деньги? Тут вмешался Алексеев, врач из госпиталя Вишневского: "В нашей практике не было случая, чтобы человек с 90 процентами внутренних ожогов выживал. Но ваш мальчик сильный физически. Он очень хочет жить. Все сделаем!"
– И Сашу повезли в Москву?
– Да, его и выжившего Сизова. Из родственников в самолет МЧС могли взять кого-то одного. Мы с Герой переглянулись – полетел он. Сашу еле довезли, резко падало давление. Как только самолет поднимался, становилось плохо. Спасибо пилотам из МЧС, они молодцы. Шли прямо над землей.
– Нельзя было сразу найти хорошую больницу и врачей?
– Вы не представляете, что творилось в Ярославле. Звонили какому-то профессору, тот ответил: "Прилететь не могу, буду поездом в 7 утра". В час ночи мы дозвонились другу семьи, тот сразу все решил – моментально вылетел борт МЧС. В 4 утра он уже с врачами был в Ярославле. Начали принимать какие-то решения. До этого – ноль, ничего! Это сейчас понимаем – надо было сразу отправлять за границу. Но и в Москве делали все что могли.
– Оставшись дома без мужа и сына – ловили всякую новость из Москвы?
– У меня отобрали все телефоны и пульты от телевизора. Ничего не работало. Муж звонил из Москвы, повторял: "Состояние стабильно тяжелое".
– С выжившим Сизовым потом не общались?
– Нет. Говорят, он приезжал в Туношну на двухлетие. Кто-то пытался его расспросить. Ничего не помнит, ничего не знает.
– Говорят, Сизова и вашего сына уберегло то, что сидели сзади.
– Саша никогда не пристегивался. Пока стюардесса не подойдет: "Молодой человек, ремень!" – "Ну ладно…" А когда с командой летал, даже во время взлета ходил по салону. С кем-то поболтать, посмеяться.
Сейчас не поймешь, кто где был. Сизов точно сидел в последнем ряду. Обычно Саня Беляев был сзади. Когда нашли – он был страшно обгоревший. А волна огня шла спереди.
* * *
– Летать Александр не боялся?
– Недавно к нам Леша Васильев заехал – вот он летать боялся. Говорит: "Сколько с Галимом летал – всю жизнь он меня подкалывал: "Ну что, Вась, ладошечки-то вспотели?" И смеется. Сашка вообще ничего на свете не боялся. Боль легко переносил.
– Если уж челюсть столько раз ломал.
– Первый раз это случилось в Новосибирске. Два гола забили, захотели еще. Саня наш полез на пятак, сбросил шайбу Карлухе (Рахунеку. – Прим. "СЭ"). Сам нырнул под Гришу Шафигулина. Потом рассказывает: "Из-за Гриши выглядываю, а тут Рахунек как раз щелкнул. Мне в лицо!" Юрзинов-старший поражался: "За всю жизнь такого не видел, страшное дело. Кладем ему ватку в рот, а она западает, не держится". 17 внешних швов и 24 внутренних. Челюсть как-то собрали, хотя шрам остался.
Второй раз беда случилась в Ярославле. Я обычно матч не смотрю, а тут в коридоре "скорая": "Вы администратор?" – "Да". – "Мы мальчика увозим, у него перелом челюсти…" Я оборачиваюсь – идет Саня, у лица окровавленное полотенце. Нас с мужем Ваня Непряев повез в больницу. Там уж Сане вживили титановую пластину.
– Что не мешало в будущем драться.
– Приехал "Спартак". С Радивоевичем слово за слово – Саня предлагает: "Скидываем перчатки?" – "Да ну, что ты…" А в третьем периоде все-таки подрались, накидал ему Саня будь здоров. Но это я потом смотрела в записи, а так-то дежурила в холле. Слышу – все свистят. Значит, кто-то дерется. Говорю: "что за дурак?" А подчиненные мои отвечают: "Елена Леонтьевна, этот дурак – ваш Саша". – "Батюшки, сына, что ж ты…"
– Да ребята вообще ничего не боялись! – вступил в разговор Саидгерей. – Им чем страшнее, тем лучше. Ваня Непряев приезжает свеженький – сразу к квадроциклу. "Ты хоть переоденься!" – "Да я недалеко…" Через десять минут возвращается – квадроцикл сломался, самого Ваню "Керхером" отмываем. И Саня такой же.
– Что случилось?
– А им интересно на пески заехать, на кучи. В самую грязь. Квадроцикл должен же плавать? Надо проверить!
– Плавает?
– Оказалось, тонет. Смех и грех. Сейчас как соберутся ребята – вспоминают, смеются… И будто он среди нас. С Непряевым сын взял землю на двоих неподалеку. Сейчас ни Ваньке она не нужна, ни нам.
– Гера, вы же оказались на месте крушения почти сразу?
– Лучше и не рассказывать, что увидел. Валялись пацаны как поросята. Вы же были на этом месте, видели мемориал? Вот вдоль по этому склону все и лежали. Обгорелые. Ночью, накануне этого дня, непонятный сон – будто я на войне, все кругом горит, таскаю раненых. Во сне кричать начал. Жена растормошила: "Гера, Гера, что ты…" – "Господи, надо же такой ерунде присниться. Какие-то обгорелые тела, я среди них". А вечером увидел своими глазами.
– Все обгорели?
– Нет. Гена Чурилов, Ваня Ткаченко словно уснули, прямо в креслах. А от кого-то вообще ничего не осталось. Я-то не знал, что Саня наш живой и его уже увезли. Подъехал с другой стороны к реке, переплыл – и стал искать сына среди тел. Хотя уже оцепление выставили. Не он. И этот не он… У кого-то золотая цепь как у Сани, переворачиваю – нет, не он. Наткнулся на Марека. Еще рыженький мальчишечка мне в глаза бросился, Даня Собченко. Пожарные подошли: "Ладно, ладно, пойдемте". Кто-то куртку на меня набросил. Вода-то ледяная. Из-за этого инвалидность получил.
– Из реки вытаскивать никого не пришлось?
– Там уже не было никого. Когда переплывал, сплошной керосин вокруг. Носа самолета не было вообще, а хвост торчал из того места, где сейчас ступеньки к воде. Его еще тушили.
– Поначалу спасатели приняли Александра за пьяного рыбака?
– Да. Иди, говорят, отсюда. Он и пошел в сторону. Потом вернулся: "Я с этого самолета…" Тогда его под руки подхватили, подняли на катер.
– Я был на этом месте, взлетная полоса рядом. Высоко взлететь не успели. Почему же одни трупы?
– Потому что баки полные. Думаю, и взрыв был. Погибли из-за огня и дыма, а не из-за удара. Если смотреть на взлетку, там небольшой сарайчик. Так колеса шасси прямо по крыше прошли. Из-за поврежденного крыла стало заваливать набок. Снес березу, ее обломок до сих пор лежит у часовенки. Думаю, правду мы узнаем лет через сорок. Как в случае с "Пахтакором". Хвост самолета до сих пор хранится где-то в ангаре.
– Саша прошел через полосу огня?
– Скорее всего, просто вылетел. Касание, взрыв и разлом – кого-то выкинуло. И он, и Сизов не были пристегнуты. Сизову повезло – он был в служебном костюме, который не сгорел. Это и спасло. А ребята в джинсах, еще в чем-то, что на них же полыхало. Поэтому все голые лежали.
– В московской больнице сын чувствовал ваше присутствие рядом?
– Даже не сомневаюсь.
– Смотрели на него через стекло?
– Заходил в палату. Как только прилетели, профессор сказал – сейчас все необходимое сделаю, потом зайдешь и посмотришь. Открыто никто не говорил, что шансов нет, – но можно было понять, что хорошего ждать не стоит.
– За те дни в Москве удавалось заснуть?
– Да ну, какое там… Мне отвели комнату прямо в больнице. Сначала мать Сани Овечкина, Татьяна, звонит: "Живи у нас!" Следом Илюха Горохов. Нет уж, отвечаю. Я рядом с сыном.
– С Овечкиным сын общался?
– Они же одного года. Как-то на первенстве Москвы Саша по шайбам Овечкина обошел. Вон этот приз стоит. С молодежной сборной они серебро взяли в Канаде, подружились.
– Уехали в Ярославль на похороны команды – и сына живым больше не видели?
– Да. Когда уезжал, договорились с профессором – каждые пять минут ему звонить не буду. Связываемся каждый вечер в одно время. Если изменения – он сразу мне набирает.
В 3 часа ночи приехал из Москвы, в 4 утра ребят отпевали в церкви. Туда мы не попали, поехали к 8 утра на "Арену". А через толпу не пробиться. Видим, приехало московское "Динамо". Сразу набрали Грише Шафигулину. Тот кричит: "Тетя Лена, дядя Гера, вы где?! Идите с нами!" Так и прошли, с другой стороны. Ребят хоронили в субботу. На воскресенье нам обещали внучку дать. Но не дали. В понедельник утром я был у ворот больницы. В этот момент Саша умер. В 9.15 родился и в 9.15 не стало. Сразу поехал в Ярославль, надо было решать вопросы с похоронами. Сашу друзья забирали. Привезли сюда в 11 вечера. Вы поговорите пока с женой, я выйду на воздух.
* * *
Не знаю, откуда Елена Леонтьевна нашла силы продолжить разговор.
– До Марины, с которой сыграл свадьбу, у сына постоянная девушка была?
– Да, встречался. Как-то собирались всей семьей в Турцию. Саня уже немножко зарабатывать стал. Говорит отцу: "Батя, хочу взять девушку с собой. Поехали с родителями ее разговаривать…"
– Хорошая девчонка-то была?
– Нормальная. На похороны приходила. Как только беда с самолетом случилась, сразу приехала ко мне.
– Внучку не видите?
– Кристине объяснили – бабушка у нее одна и дедушка один, родители Марины. Раз я сумела с ней увидеться в садике. Услышала: "Бабушка, ты плохая". – "Солнышко, а чем я плохая?" – "Ты у нас с мамой все забрала. Ты нас не любишь. Мне нельзя к тебе подходить!" – "Ну и не подходи. Только возьми, я тебе подарочки принесла. Подойди, посмотри". – "Ой, бабушка, а откуда ты знаешь, что я такие игрушки люблю?!" Прижалась ко мне, поцеловала: "Бабушка, я тебя сильно-сильно люблю!" Это было в феврале. С тех пор не виделись.
Сейчас ищу ее фотографии в интернете. Она же у нас звезда – девочки танцуют во время матчей СКА в проходе. Говорят, у Марины новая любовь. Это жизнь ее, пускай. Лишь бы к Кристине хорошо относился.
С улицы вернулся Саидгерей.
– Еще у нас случился конфликт. Полугода со дня гибели "Локомотива" не прошло – она уже позировала для журнала в к
