Во второй части интервью главный врач «Северстали» Дмитрий Богдашевский рассказывает о том, как Игорь Григоренко выжил после страшной аварии, об Александре Асташеве, победившем рак, и о том, что он чувствовал после поражения на Олимпиаде в Ванкувере.
— Сейчас в России можно купить любой препарат. Это облегчает работу врача?
— Конечно. И препараты, и спортивное питание — с этим проблем нет. Главное, чтобы эти статьи расходов в клубе нормально финансировались. График игр лошадиный, поэтому без правильной «подкормки» просто не обойтись.
— Врачи не будут возражать, если в чемпионате КХЛ будет не 50 матчей, а 80?
— Я только за. Надо только, чтобы был нормальный календарь, без огромных пауз и без отпусков длинной в пять месяцев. Посмотрите, что у нас в этом году будет: мы за два месяца сыграем почти пол-чемпионата, а затем начнутся перекуры по две-три недели. И уже до перерыва на Олимпиаду некоторые команды будут знать, что они не попадают в плей-офф. И что им делать?
— Допинг есть в хоккее?
— А какой в нем смысл? Что дает прирост результата — анаболики, стероиды и психостимуляторы. И допинг применяют там, где нужен сиюминутный результат. А у нас длинный сезон. Одну игру сыграешь, а дальше что делать? Если у кого-то что-то нашли — то только из-за глупых ошибок. Историю, кстати, одну вспомнил. Один о-очень известный хоккеист, только без фамилии, ладно, приходит на допинг-контроль. Час сидит, два, три. Воды попил, пива попил, но пописать никак не может. Ну никак! Кто-то из допинг-офицеров уже уснул. К нему подходят, спрашивают: можешь пописать? Потом опять: можешь пописать? Вдруг на шестой час ожидания он как заорет:
— Могу-у-у!
Все вскочили резко. А он опять орет:
— Покакать могу!
— Вы же помогали Игорю Григоренко после страшной аварии...
— Игорь ровесник моей дочки и для меня как сын. И с Григом, и с Трубой мы — друзья, хотя у нас вроде и разница в возрасте. Когда Игорь попал в аварию, заведующая реанимацией в ЦИТО консультировала врачей в Тольятти буквально поминутно. Уже хотели за ним самолет из Москвы присылать, чтобы привезти в к нам. Сначала его состояние было стабильно, а потом раз — и резко плохо.
— Даже слух прошел, что Игорь умер...
— И что вы думаете, проходит два дня, и я в трубке слышу знакомый голос: «Док, привет!» Я обалдел. Я, кстати, с одним журналистом известным поругался. Он написал, что у Григоренко тромбоэмболия, шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Ну как так можно? А если мама его прочитает?! Мы даже хотели на него в суд подать, потому что у нас в ЦИТО с тромбоэмболией никто не умирал. Но журналист начал оправдываться, рассказал, что ничего этого не знал и обо всем прочитал в какой-то энциклопедии.
А я Игорю потом операцию делал, пальцы разгибал на ноге. У него же через полгода после операции нога в конек не влезала. Он меня до сих пор ругает, что, мол, такой большой рубец остался. Пришлось резать от стопы до самого верха. Но все прошло хорошо.
— Но он действительно был на грани?
— За него восемнадцать дней дышал аппарат, он жил на искусственной вентиляции легких.
Его, конечно, спасло то, что он физически был очень здоровый. Прекрасный парень. Вот таким людям везет.
— А врачи?
— Разумеется. Врачи в этой цепочке идут на первом месте. Они все сделали правильно.
— Самый яркий тренер, с кем приходилось работать?
— Быков — прекрасный тренер и отличный человек. Андрей Назаров — вот такой мужик! Да в основном все тренеры, с которыми работал, достойные специалисты и хорошие люди. Но самый человечный человек — это Асташев. Для меня однозначно.
— Он ведь серьезно болел...
— А вы знаете, что он вылечился от рака? В Тольятти врачи его оперировали, сказали, ему осталось немного. Состояние не улучшалось. А однажды после встречи с батюшкой Асташев пошел на поправку.
— После визита батюшки?
— Асташев видит, заходит батюшка. Ну все, думает, пришел отпускать грехи. Батюшка прошел к постели, что-то сказал, что-то сделал, водой святой побрызгал и реально Сергеич стал выздоравливать. На глазах. Врачи потом говорили: вы нам этой водички тоже отлейте.
У него еще были большие проблемы с сердцем, мы ездили с ним в Бакулевский центр, ему поменяли все клапаны. У него сердце было непомерных размеров, и врачи сразу же сказали, что нужна срочная операция. Асташев — необычайной силы человек. В апреле его прооперировали, а в июне он уже пошел на работу.
Я приехал в Череповец перед чемпионатом мира, позвонил ему, спросил, как дела. Александр Сергеевич сказал, что горло сильно болит. Я ему что-то посоветовал, а ночью, так получилось, у меня разрядился телефон. С утра просыпаюсь, а там сто пропущенных вызовов — Асташев умер.
А как к нему ребята относились? Приезжаем в Уфу. Собрание. Он говорит: «Парни, если сгорим, меня уберут». А Уфа, если помните, в чемпионский сезон 2007/08 тогда всех выносила. Ламот, основной вратарь еще отравился. После двух периодов проигрываем 2:5. В итоге 6:5 выиграли.
Очень жаль, что его нет с нами. На похоронах все ревели, а больше всех Сашка Радулов.
— Он же у Тарасова тренировался?
— Они как-то на сборах в Геленджике были, и Тарасов придумал, что с камнем надо забраться на скалу и потом прыгнуть в воду. И с этим камнем выйти на берег. Неплохое упражнение, правда? Сергеич потом вспоминал: «Мой камень с тех пор так никто и не убрал».
— Самая дорогая медаль в вашей коллекции?
— Из Швейцарии, когда мы золото на мире взяли в 2009 году. Последние пять секунд длились вечно. Но я знал, что Леха Терещенко костьми ляжет, но последнее вбрасывание выиграет. Он, кстати, играл не просто на уколах — на блокадах. А травм сколько в команде было! Волченков во второй игре сломал кости стопы. Прооперировали в ЦИТО. И все отлично. Руки у наших врачей тоже правильно «заточены».
— Врачи — люди суеверные?
— Я — нет, хотя какие-то приметы стараюсь соблюдать.
— Как вы перенесли поражение в Ванкувере?
— Я до сих пор не отошел от шока. Очень хотел попасть на Олимпиаду и в итоге такое разочарование. Расскажу историю. Конькобежец Ваня Скобрев родился на Дальнем Востоке, а выступал за Череповец. До Олимпиады я его знал постольку-поскольку. А медицинский центр был у нас под Ванкувером, туда и хоккеисты, и конькобежцы ездили. Там мы с ним близко познакомились. Он уже на Олимпиаде, когда выиграл несколько медалей, подошел ко мне:
— Дима, попроси хоккеистов, пусть на клюшке распишутся.
— Да сходи сам и попроси.
— Да как я пойду, там же звезды одни.
— Иностранцы вам странные попадались?
— У нас в Череповце все были нормальные. Того же Йозефа Страку — как его любили в Череповце! Ежиком звали. Сейчас мы были на сборах в Швейцарии, он к нам в гости приезжал. Сейчас там играет. Петя Часлава — такой красавец. Настоящий мужик!
У нас дружная команда. Мы все вместе живем, праздники вместе отмечаем. У команды отдельный таунхаус, с большим двором, рядом лес. Все ребята — и русские, и иностранцы — привозят жен, детей. Вовка Антипов сейчас всех троих своих привез. У Сереги Бердникова недавно родился, тоже привез. Так что в Череповце здорово.
— Как вы один успеваете?
— Меня даже Валера Конов об этом же спрашивает. У нас, мол, в «Динамо» трое и работы всем хватает, а ты один как-то справляешься. А у меня все под боком. Я, конечно, завидую динамовским коллегам — у них шикарный медицинский центр в Новогорске. Одна аптека больше, чем мой кабинет и массажная вместе взятые. Но ничего, может, и у нас такой когда-нибудь будет.
