- Ясно, что вратарь – это большая часть команды. Но говорят, что вратарская работа – это индивидуальный спорт.
– Однозначно соглашусь с этим. Это немного другой вид спорта. Не зря существуют отдельные летние школы и лагеря для вратарей.
- Которые ты регулярно посещаешь.
– Верно. Собираются вратари и занимаются индивидуально: разборы видео, специфические упражнения на «физику», лед.
У любого бывают неудачные дни. Но если полевой игрок чувствует, что сегодня совсем не идет, он может поддержать команду объемом катания, будет ложиться под шайбу, будет помогать партнерам изо всех сил, даже подраться может. В «Югре», да и в этой лиге, в целом, у всех есть характер. Поэтому недостаток в игре защитник или нападющий может компенсировать работой. А если неуверенно себя чувствует вратарь – это видно сразу. И полевые это чувствуют, и болельщики видят. Очень серьезную роль здесь играет психологическая подготовка. Так что да, быть вратарем – это немного другая профессия.
- Собираются, скажем, 10 вратарей. А кто бросать-то будет?
– Местные ребята. Когда я ездил в Финляндию, то приходил Лео Комаров. В любом случае, все игроки приходят заниматься в зале, а потом выходят на лед. Это и для них практика, и вратарям помощь. Очень серьезная организация подобных сборов в Швеции – они проходят на базе «Фрелунды» из SHL. Помимо ребят из молодежной команды, для которых это обязательная программа, подключаются и шведы, выступающие в НХЛ. С некоторыми из них удалось там познакомиться. Для них это норма – за месяц до сбора они нанимают тренера по физподготовке, занимаются с ним, вратари параллельно работают по своей программе со своим тренером, а потом все вместе идут на лед.
- Раньше многие игроки в России приезжали на сбор с лишним весом, зная, что после предсезонки будут в порядке. Это менталитет или система?
– И то, и другое.
- Сейчас ситуация меняется?
– Меняется в лучшую сторону. Я сужу по своему опыту. В «Югре» долгое время не было тренера вратарей. Приезжая сюда, я был предоставлен фактически сам себе: да, был в команде, но приходилось подстраиваться под ребят. Самому менять что-то в своей игре, просить кого-то, чтобы меня снимали на камеру. И летом я целенаправленно ехал на сбор, чтобы заложить базу под будущие тренировки. Каким бы профессионалом ты ни был, на каком бы уровне ни играл – всегда есть нюансы, которые ты сам не заметишь. Должен быть человек, который подскажет. Сейчас, когда Рудольф с нами, мне эти летние сборы, пожалуй, в меньшей степени необходимы. Не в таком объеме точно. Я знаю, что приеду в команду, готовый к тестам, в хорошей форме. Но уже над техникой буду работать с нашим тренером.
Ну и опять же, я из Ярославля, это хоккейный город. Уже достаточно давно ребята летом собираются и сами организовывают свою подготовку, берут в аренду лед. Это было и раньше, наверное, но не массово. Это очень позитивное изменение.
- Раз уж зашел разговор про тренера вратарей, расскажи про Рудольфа Пейхара подробнее.
– Я очень рад, что Рудольф оказался здесь. Это человек, которому я доверяю, без вопросов. Сейчас мы с ним уже больше, чем просто тренер и подопечный. Но, безусловно, как только мы выходим на лед – начинается работа, субординацию никто не нарушает. Он второй человек по значимости в моей вратарской карьере. Я благодарен за то, что он работает со мной. Что бы ни было в дальнейшем, я знаю, что наше общение не закончится.
- Он может выйти из себя?
– Скорее, это я могу выйти из себя. А он ставит мою голову на место. Если б еще и Рудольф выходил из себя – был бы перебор. Да, он бывает зол, бывает строг, но это всегда по делу. И сейчас мы уже так хорошо друг друга знаем, что по одному его взгляду я понимаю, о чем речь пойдет, за что мне попадет сейчас. Так у детей бывает, когда отец ругает за ошибки больше тренера – и вот он ошибся на льду, смотрит потихоньку на отца, а тот уже кулаком с трибуны грозит. Так и у нас недавно было в матче с “Магниткой”: игровой момент, я допускаю ошибку, которую мы с Рудольфом уже разбирали, но нам не забивают. Игра отодвигается от моих ворот, и я бросаю взгляд на скамейку. И вижу, что он смотрит на меня. И он понял, что я понял, что он не доволен. Сложно объяснить, но это очень серьезное взаимопонимание.
- Считается, что полевые игроки – всегда товарищи. А вратари, пусть они и общаются нормально – соперники. Насколько важно иметь сильного напарника?
– Очень интересный вопрос. Я бы хотел на него развернуто ответить. Мне повезло тренироваться у Майкла Ленера, шведского тренера вратарей. Благодарен судьбе, что познакомился с ним и он взял меня под опеку. Так вот он говорил мне: «Не нужно специально избегать общения с другими вратарями. Вы товарищи по команде, и нужно быть готовым выручить товарища на льду или вне льда. Но он – твой конкурент».
- Это западный взгляд?
– Да. И я ему доверяю. Ленер воспитал Хенрика Лундквиста. Его сын Робин – бэкап Андерсона в «Оттаве». Он знает, о чем говорит. Я тренировался вместе с ними, они заряжены на конкуренцию, борются даже на тренировках. Ленер специально ставил меня в пару с Лундквистом. В ходе упражения Хенрик пропускает одну шайбу. Выхожу я – пропускаю три. Подъезжает Ленер и говорит:»Вот поэтому он – Лундквист, а ты – Бирюков». Я обижался сначала: «Да это же Лундквист! Я-то всего три пропустил». А Ленер в ответ: «Поверь мне, я знаю как он стал Лундквистом, я это видел. Если сменщик играл на ноль, то пропустить одну для Лундквиста уже не было вариантом». Одно дело – сборная. Другое – клуб.
У меня нет ни одного близкого друга-вратаря. У меня есть уважение к коллегам, потому что мы делаем тяжелую работу. Я не позволял и не позволю себе злорадствовать по поводу чьей-то неудачной игры. Но это здоровая конкуренция. Потому что ворота – одни. Если коротко: когда играет напарник – я желаю ему и команде удачи. Но моя игра – на первом месте, я концентрируюсь на ней. Ну а в раздевалке я доброжелателен ко всем ребятам.
- Сколько минут нужно растягиваться до тренировки и сколько после?
– Это индивидуально. Я много внимания этому уделяю. Навскидку – 15 минут до тренировки и 15 – после.
- Сейчас хоккеисты начинают больше внимания уделять индивидуальной работе. Если бы раньше кто-то сказал, что занимается йогой, ребята в раздевалке посмеялись бы.
– Ха, может быть. Но я йогой не занимаюсь. Не буду скрывать, раньше я не уделял этому должного внимания. Но мне повезло играть в одной сборной с Сергеем Федоровым: он профессионал, для него не существует мелочей. У него в сорок лет была растяжка, которой позавидует любой йог. Я смотрел на него и брал пример. Мне все было интересно, тем более с ним и без того очень интересно общаться, всегда подскажет, посоветует. Мне вообще повезло играть и видеться с такими игроками, как Федоров, Набоков. Я старался как губка все впитывать, и очень многое взял от них. Их отношение к работе и подготовке на меня повлияло. Сейчас у меня есть комплекс упражнений, которые я делаю каждый день, не могу без этого.
- Как кофе выпить.
– Конечно. Даже если затянулось собрание, скоро на лед, а я не размялся – я лучше опоздаю, но буду готов.
- Перерыв между периодами 17 минут. Кажется, вратарю и ходить тяжело в форме вне льда.
– У нас, слава Богу, очень комфортная раздевалка, мы ни в чем не ограничены. Да и ребята из персонала помогают – подготовят напитки восстанавливающие, помогут с формой, если что-то не так. Я обычно иду умываться холодной водой, стараюсь немного остыть, перевести дух. Потом приходят тренеры, обращают наше внимание на детали игры, Рудольф подсказывает, где быть внимательнее.
- С чем можно сравнить ощущения когда шайба попадает в маску?
– Попадает по-разному. Открою небольшой секрет: иногда даже хочется, чтобы попала. Обычно на последних минутах игры, когда выигрываешь в одну шайбу, соперник кружит, наседает, чувствуешь, что они близки к тому, чтобы сравнять. И тогда всерьез думаешь, что сейчас будет неплохо, если попадут в маску. Потому что судья остановит встречу, ребята смогут немного передохнуть. Да и маски сейчас отличные, ну попало – и попало. Худшие ощущения – когда это происходит утром на тренировке.
- На первой открытой тренировке сезона ты сказал: «Я вернулся домой».
– Я поясню. Родина у меня одна – Ярославль. Там мой дом, родители, там все мое. Но мой хоккейный дом – это «Югра», Ханты-Мансийск. «Я вернулся домой» – значит, я вернулся в команду, в семью. Это моя команда. Это мой город, он мне нравится, здесь я нашел много друзей. Думаю, уже доказал, что «Югра» для меня значит многое, и я хочу делать это и дальше.
- Город и команда пять лет назад и сейчас сильно отличаются?
– Ханты-Мансийск – пожалуй, нет. Он развивается, но он такой же комфортный для жизни, как и тогда. А «Югра» пять лет назад и сейчас – это две разные организации. Сейчас у нас совершенно другие задачи. И другие условия для решения этих задач.
- Во время игры ты общаешься с соперниками или полностью сконцентрирован?
– Редко, но бывает. Что далеко ходить: опять же матч с «Магниткой», третий период. У Мозякина несколько моментов подряд. Потом едет мимо перед вбрасыванием и показывает мне: клюшку новую взял, та была плохая. Мол, держись. Я говорю: «Давай-давай». Но это исключение. Я Сережу очень давно знаю, мы оба с Ярославля. Обычно даже с судьями стараюсь не говорить – не хочу отвлекаться от хоккея.
- В одном из интервью ты сказал: «Как говорит отец, чтобы что-то получить, надо сначала что-то вложить». Расскажи об отце.
– Отец многое для меня сделал, многое дал. Его роль в моих успехах велика. Если у меня будет сын – буду воспитывать его в той же манере, в какой меня воспитывал отец. Он требовательный, но справедливый.
Я расскажу историю. В шестнадцать лет я хотел заканчивать с хоккеем. У меня ничего не получалось: никуда не брали, я был никому не нужен. Тренер позвал и сказал: «Миша, заканчивай. Не теряй время. Иди учиться». Я был потерян. Пришел к отцу со слезами на глазах: «Папа, хочу закончить с хоккеем». Он взял паузу, спросил, окончательное ли это решение. Я же ничего не понимал, запутался. Отец сказал: «Через пару дней поговорим». И эти пару дней мы почти не общались, он приходил с работы поздно, я видел, что он расстроен моими словами. А потом он выбрал момент, мы пошли прогуляться. Можно сказать, был первый мужской разговор: «Миша, если ты выбрал что-то и знаешь, что это твое, что ты многое этому отдал – не слушай никого. Иди до конца». И я это на всю жизнь запомнил. Если хочешь чего-то, то должен бороться. Вставать с этой мыслью и засыпать с ней. Конечно, не сразу все получилось после того разговора. Но я поверил в себя и благодарен отцу. Только трудом можно чего-то достичь. Через какое-то время я оказался в Перми, нашел своего тренера и дела пошли на лад.
Вообще, бывали такие моменты, что я и из «Югры» хотел уходить. Советовался с отцом, но он всегда напоминал, что ко мне здесь очень здорово относятся. И что нужно решение искать в себе, работать. Вообще, родители – самые дорогие мои люди.
- Что ты скажешь о старте сезона?
– Я не могу говорить за всю команду. Но о своей игре могу сказать, что я долго запрягаю. Чтобы выйти на свой уровень, мне нужно время. Это не оправдание, но это каждый год так. Работаю над собой.
- Тебе не кажется, что «Югра» сейчас как пружина – туго закручена, но в один момент может развернуться и мало не покажется?
– Я очень этого хочу. Мы все делаем для этого.
- Михаил Бирюков провел 200 игр в регулярных чемпионатах КХЛ. Это много?
– Я не считаю, что это какая-то выдающаяся цифра. Если бы ты не спросил – я б и не узнал.
- Ты верующий человек. Что это значит для тебя?
– Мне кажется, это наша национальная черта. В детстве я часто проводил время с бабушкой. Она была очень верующим человеком, и это мне передалось. Для меня это естественно. У нас верующая семья. В Ярославле у нас есть друг семьи – батюшка, замечательный человек, с отличным чувством юмора. Они с отцом все время подшучивают друг над другом. А уже здесь, в Ханты-Мансийске, у меня появился хороший товарищ – священник. Мы много общаемся. Благодаря ему я начал читать книги о православии. Сейчас моя вера стала более осознанной, я пересмотрел взгляды на многие вещи. Мне это помогает. В том числе и в непростые периоды карьеры.
- Всех болельщиц интересует вопрос о подруге Михаила Бирюкова.
– Я отвечу так: у меня есть подруга. И создание семьи – в моих планах.
- Кто из коллег-хоккеистов на тебя повлиял?
– Без имен. Был один человек, мы с ним играли в одной команде, жили в клубной квартире. Очень крутой парень. Заканчивал карьеру, а она, в общем, когда-то была неплохой. Просыпались с утра, я шел прогревать «Ладу» двенадцатой модели, был у него шофером. Он выпивал кружку кофе, выкуривал пару сигарет. Потом ехали на тренировку. Почти все деньги он отправлял семье, себе оставлял на пиво, сигареты и лапшу. После тренировки я шел спать, а он начинал «выполнять программу» перед телевизором. Физической формы уже никакой, только опыт. И вот однажды я просыпаюсь, а он уже хмельной. Говорю «Дай и мне?». Я был молодой, хотелось почувствовать себя заодно со старшими ребятами, я ведь тоже хоккеист! Он посмотрел на меня и говорит. «Мих, видишь меня? Если ты не хочешь того же для себя – ты одевайся и тренироваться иди». И каждый вечер начал давать мне задания – я бегал в гору и обратно, отжимался, приседал. Мы сейчас потеряли контакт, но я рад, что встретил его на своем пути. Мне вообще везет на хороших людей. Сейчас я понимаю, что мог бы там и закончить.
- Михаил Бирюков будет тренером?
– Я этого хочу. Я видел как тренируют вратарей в Финляндии, Швеции, работал со многими достойными специалистами из России, сейчас тренируюсь с Пейхаром. Постоянно веду конспекты, записываю упражнения и тренировки. Я свои силы оцениваю реально, руководить командой я бы не смог. И это, в принципе, редкость. Патрик Руа, Петерис Скудра, Черчесов в футболе – примеров не так много на ум приходит, чтобы бывший вратарь был главным тренером. Все главные тренеры, с которыми я работал, в прошлом были полевыми. Во вратарском деле тысяча тонкостей, вплоть до цвета амуниции, в которой играть. Все имеет значение. Мне было бы интересно после завершения карьеры начать тренерскую деятельность. С детьми, юниорами – в этом возрасте все основы закладываются.
- У тебя были длинные волосы. Сейчас бы смог отрастить такие?
– Вполне. Я не особенно слежу за модой, но иногда хочется поменять что-то. Да и теплее на севере с длинными волосами.
- Ты один из немногих хоккеистов, кто никогда не отказывается от общения с журналистом Алексеем Шевченко.
– У нас приятельские отношения. Можем футбол обсудить, хоккей. Я знаю Шевченко еще со времен Перми, лет восемь, наверное. Поначалу, как и большинство людей, я к нему настороженно относился. И юмор его своеобразный не всегда понимал. К примеру, когда я был в «Динамо», он мог подойти перед игрой, знаменитой камеры еще не было, и говорил с каменным лицом: «Ну что, опять сегодня пять пустишь?». А мы играем с аутсайдером. Но потом общение наладилось, причем после того, как он по делу прошелся по моей игре. Да и сейчас бывает иногда: после игры знаю, что в одной из шайб сам виноват, прихожу домой, включаю телефон, а там сообщение от него: «Ну что, опять скажешь «Траффик был, не видел ничего?».
Очень многие ребята поменяли к нему отношение. Потому что он профессионал. И в нашей спортивной журналистике таких, как он, не хватает.
