- Окончательно вернувшись в Россию, вы вроде бы собирались опять в «Ладе» играть.
- Еще за год до возвращения я вел переговоры с ЦСКА, и мы почти договорились о том, что по приезде я подпишу трехлетний контракт. Но через год ЦСКА не стал возвращаться к моей кандидатуре, и возник вариант с Тольятти. Я сам позвонил и предложил свои услуги. Там тогда работал Валерий Постников, а помощником у него – Федор Канарейкин. Я приехал в «Ладу», познакомился с тренерами, договорился обо всем с руководством. Поехал затем домой за вещами, уже собирался лететь в Тольятти. И уже в аэропорту ко мне подошел Федор Леонидович и откровенно сказал: контракт, о котором я договорился, в «Ладе» решили аннулировать. Посчитали, что раз я приеду в город с вещами, то дороги назад уже не будет, и я все равно подпишу контракт на несколько других условиях. Пришлось мне звонить в клуб, выяснять ситуацию. В итоге я туда не полетел.
Параллельно у меня было предложение от Ярославля. Тут же связался с Лукиным, мы быстро обо всем договорились, и я поехал в «Локомотив». И уже потом узнал, что Постникова убирали из «Лады», на его место должен был прийти Воробьев, и именно он мою кандидатуру зарубил.
- А после первого чемпионства с «Локомотивом» вас опять звали в Америку.
- Да. Было предложение из «Нью-Йорк Рейнджерс». Но я уже хотел играть только в России, поэтому до предметного разговора дело так и не дошло.
- Владимир Вуйтек говорил, что такого хоккеиста, как Андрей Коваленко, в его тренерской карьере не было и, наверное, уже не будет.
- Я, конечно, перед приездом в Ярославль пытался как можно больше собрать информации о Вуйтеке. Переживал, не зная, сложатся у нас отношения или нет. Но мы быстро нашли общий язык, и все сложилось как нельзя лучше. Он, помню, вызвал меня на предсезонке и сразу сказал: «Да, я понимаю, ты приехал из НХЛ, играешь в сборной, ты отличный игрок, но для меня на первом месте команда». Я ему пообещал, что чем смогу – помогу. И на льду, и в раздевалке.
- Тогда, говорят, главный тренер должен был после каждой игры ходить к президенту клуба Яковлеву и с ним разбирать игру.
- Так и было. Как-то мы обыграли дома Казань – 7:2, так Вуйтек чуть ли не до двух часов ночи сидел у Яковлева, а тот высказывал претензии, почему команда все-таки дважды пропустила. Мол, так нельзя играть в обороне. Вуйтек в шоке был, пытался напомнить счет и все равно должен был объясняться за игру в обороне.
- Яковлев изменился в последнее время?
- Мне кажется, да. Он стал чуть мягче, чем раньше, более открытым для общения – с игроками, тренерами, персоналом команды. Раньше он был жестким и особенно не любил, когда кто-то начинал с ним спорить. Близко к себе никого не подпускал. У нас в «Локомотиве» был совет игроков, туда обычно входили 7-8 ведущих хоккеистов. Он вызывал нас к себе и интересовался, что происходит в команде, что надо изменить, поправить и тому подобное. Я в первое время тоже выступал, но меня Вовка Самылин быстро осадил. «Ты, - говорит, - Коваль, сильно не выступай, тут все запоминается». И я у Яковлева в кабинете выступать перестал.
Помню, к нам Димка Юшкевич приехал с Америки. Яковлев нас собрал после какой-то игры и «напихал» по полной программе. Я сказал, уже наученный, что меня все устраивает. Другие ребята что-то тоже в этом духе. И Юшкевич, когда до него очередь дошла, вдруг говорит: «А я считаю, что вы вообще неправильно руководите командой!» Мы чуть со стульев не попадали. И как выдал ему целую тираду! Он все выслушал, мы собрались уходить. Яковлев со всеми прощается и говорит Юшкевичу: «А тебе, Дима, я этого никогда не забуду». Но в последнее время Яковлев поменялся. Трагедия с командой на него здорово повлияла. Не дай бог ни одному руководителю такое пережить.
- Про вас в Ярославле болельщики частушки сочиняли. По-моему, это высшее признание в любви.
- Да, хорошо помню. У меня даже диск с этими частушками где-то лежит.
- Из Ярославля вы ушли после конфликта с Хейккиля.
- Мы с ним сразу «кусанулись». Я доигрывал сезон на уколах и вместо чемпионата мира поехал в апреле в Германию делать операцию на паховых кольцах. Вернулся в Ярославль, а Хейккиля мне говорит: «Давай, выходи на тренировку». Я говорю: «Вы что, обалдели?! Я же только с операции вернулся, мне врачи сказали шесть недель ничем не заниматься». Он посчитал и сказал, что шесть недель в середине мая закончатся, и я должен буду тренироваться. Я, понятно, сказал ему, что раньше июля он меня не увидит.
Приехал в июле и сразу заметил, что в воздухе висит напряжение. Хейккиля с первого же дня врубил нам максимальные веса. Якобы у нас плохая «физика». Я стал спрашивать, зачем он это делает? Всегда ведь кто-то на сбор приезжает с лишним весом, но совсем не обязательно людей сразу же «убивать» за это. Попросил его, чтобы он элементарно дал нам втянуться. Он и слышать не хотел. Потом мы съездили на товарищескую игру в Воскресенск и после нее из-за того, что долго ехали в автобусе, мне в спину стрельнуло. В Америке как-то получил травму, и с тех пор спина меня иногда беспокоила. Я и сейчас раз в год езжу ее ремонтировать. Хейккиля назначил скоростно-силовую тренировку на земле. Я ему объяснил, что у меня болит спина и что не все упражнения могу выполнять. Попросился в зал. Финн мне говорит: раз так, беги «интервалку» - 10 раз по триста. Я эту «интервалку» пробежал, но это было последней каплей – понял, что с этого момента нам с ним не по пути. Поехали в Уфу на турнир. Игры днем, так он в шесть утра поднимал команду. Зарядка, пробежки, некоторых ребят на лед отправлял. А днем нам выходить на игру. Мы один раз в шесть утра потренировались, второй, а на третий я ему сказал, что просто никуда не пойду.
- И вопрос Хейккиля поставил: или я, или Коваленко?
- Не знаю, как он точно ставил вопрос, но Хейккиля мне уже в Уфе сказал, что я могу лететь в Ярославль. Я тогда не собирался лететь на Кубок мира, но после этих всех событий позвонил Игорю Николаевичу Тузику и сказал, что прилечу. Объяснил руководству «Локомотива», что с Хейккиля готовиться к сезону не вижу никакого смысла. Через три недели вернулся, помню, приехал в Ярославль в шесть утра, а мне говорят, что в девять надо лететь в Омск на первый матч чемпионата. Я попросил хотя бы несколько дней отдыха, но мне объяснили, что это приказ главного тренера команды: я нужен. Хорошо, полетел.
В Омске Хейккиля выпустил меня на одну смену. В Воскресенске в следующем матче история повторяется. В Ярославле пошел к Яковлеву, говорю ему: «Хейккиля надо мной долго планирует издеваться? Если я не нужен, отпустите, я хочу играть в хоккей». Хейккиля меня вызвал, я ему сказал, что хочу играть в первых двух звеньях, а не в четвертом по три смены за игру. В следующем матче он поставил меня в первое звено, в одном эпизоде я отдавал пас из-за ворот, и наш защитник, канадец праворукий, шайбу не принял, соперники убежали и забили. Мы проиграли – 1:4. Хейккиля на меня в раздевалке стал орать. Я встал, вышел, перевернул на арене все мусорные бачки и ушел. Меня ребята потом спрашивали: зачем, мол, с ним воюешь? Я сказал, что у меня есть свое мнение и ни под кого я никогда не ложился и ложиться не буду.
В следующую поездку меня не взяли, я дал громкое интервью и сказал, что с этим тренером работать больше не буду. Отыграл две игры за нашу молодежку против «Динамо», съездил с ней в «Крылья Советов» на две игры и потом пришел к Яковлеву. Cказал, что поеду играть в Череповец. Как раз меня Михалыч туда и позвал. Но Яковлев на это ответил, что клуб хочет на моем трансфере что-то заработать, поэтому я поеду не в Череповец, а в Омск. Ну, в Омск – значит в Омск.
- С Хейккиля потом встречались?
- Да, виделись, здоровались, общались. И он как-то через несколько лет мне сказал: «Я всегда мечтал, чтобы у меня в команде играл такой хоккеист, как ты. А все, что случилось в Ярославле, это не моя вина. Мне сказали, что в команде надо навести порядок с дисциплиной и начать надо с Коваленко». Я говорю: «Так надо было спокойно сесть, поговорить, и мы бы обязательно нашли точки соприкосновения. А «плющить» меня при всех пацанах, убивать мой авторитет было с вашей стороны некрасиво и неправильно». Поговорили да разошлись.
- А потом писали, что в «Северстали» у вас был конфликт с Юрзиновым-младшим.
- С Асташевым я договорился: играю еще год, а потом тихо-мирно заканчиваю. Пришел Юрзинов, у него свое видение состава. Он перестал ставить меня на большинство, ограничил мое время, в Лужниках на матч с «Динамо» вообще не поставил. Я пошел к директору и спросил его: я нужен или нет? Объяснил ему, что хочу перед завершением карьеры играть, а не уходить из хоккея со скамейки запасных. Потом поговорил с Юрзиновым. Объяснил, что моя карьера близится к концу, но хочу уйти достойно. Он мне сказал, что я уже не в той форме и играю слабо. На следующие матчи он меня все-таки поставил, в плей-офф я отыграл и в 2008 году уже собирался заканчивать. И тут поступило предложение от Сафронова – контракт на два года с ХК МВД. Он даже пообещал, что после окончания контракта останусь работать в системе клуба. Но уже тогда появилась идея с профсоюзом игроков, и мне надо было сделать выбор: или продолжать играть в хоккей, или возглавить профсоюз игроков. Что я выбрал, вы знаете.
-Как вам удалось уговорить супругу вернуться в Россию, ведь в свое время она эмигрировала в Канаду и чувствовала себя там прекрасно?
- В 2001 году я сказал ей, что у меня есть на руках двухлетний контракт с «Локомотивом», после чего я заканчиваю с хоккеем. Два года подряд мы становились чемпионами, и Юрий Николаевич Яковлев предложил новый контракт. Тоже на два года. Мне жена говорит: «Ты меня обманул». Отвечаю ей: «Ну, согласись, будет глупо после двух чемпионских сезонов на самом взлете собрать вещи и уйти». В общем, уговорил. Потом был Омск, потом Череповец. Еще семь лет хоккея. Ее родители вернулись сюда, так что рваться обратно за океан у нас уже большой необходимости не было. Был дом в Канаде, но лет десять назад продали его.
- Свадьба была в Эдмонтоне?
- Как таковой свадьбы у нас там не было, просто расписались. Это было 5 октября, а на следующий день у меня игра. Пришел священник в гостиницу и нас благословил. Свидетелем с моей стороны был Боря Миронов. Поднялись в ресторан на 21-й этаж и поужинали. А уже после окончания сезона-95/96 приехали в Торонто, сидели как-то дома и подумали: а почему бы нам не отметить свадьбу как положено? Сначала решили, что сделаем это в узком кругу. Потом поняли, что надо бы пригласить тех родственников, что были в Канаде. А потом уж всё пришло к тому, что надо и из России народ вызывать, чтобы никто не обиделся. И за две недели быстро организовали большое мероприятие. Леха Касатонов прилетел, Коля Борщевский, Серега Березин, братья Немировские. А потом в России пришлось брак заново регистрировать. И в Ярославле в 2003 году еще раз расписались и получили российское свидетельство о браке.
- У вас шестеро детей – три девочки и три мальчика.
- Девчонки живут в Монреале, в прошлом году летал в Америку и виделся с ними. Неделю провели вместе. Общаемся, переписываемся, я помогаю, естественно. Одна из тройняшек вышла замуж за канадского военного, уехала куда-то под Торонто. По-русски разговаривают, но не слишком хорошо. С акцентом. Они же в Россию ни разу не приезжали.
Старший сын играет в хоккей в Ярославле, привел его в школу в 2004 году. Потом года три был в Москве, но в ЦСКА выше четвертого звена его практически не ставили. Он уже подумывал, что у него ничего не получится, но я объяснил ему, что ЦСКА – это далеко не единственная команда, где можно играть в хоккей. Предложил вернуться в Ярославль к своей команде и своему тренеру. И он попал в этом году в сборную Россию до 16 лет. Тренер его хвалит и на него рассчитывает. Виталий Прохоров включил его в резерв 98 года. Стараюсь не пропускать его матчи, смотрю с трибуны и после говорю ему, как бы я поступил в том или ином эпизоде. Выступаю как психолог, в тренерскую работу не вмешиваюсь.
Средний сын, ему 13, играет в «Серебряных Акулах», но, похоже, свою жизнь с хоккеем связывать не собирается. А я не заставляю. Учится он на «четыре» и «пять», посмотрим, что будет дальше.
Маленький, которому шесть, постоянно дома с клюшкой, целый год мой товарищ учил его кататься. Уже год как его зачислили в школу ЦСКА.
- Если бы в вашей жизни не появился хоккей, кем бы стали?
- Тут все однозначно: был бы военным. Если бы после седьмого класса не уехал в хоккейную школу, значит, после восьмого пошел бы в суворовское. И, наверное, повторил бы путь брата. Он был и остается для меня огромным авторитетом, я всегда равнялся на него. Но хоккей на год службу опередил. Причем когда я уезжал в Горький, мне тренер сказал: не переживай, если не получится с хоккеем, поедем летом в футбол. Я в футбол тоже неплохо играл.
- Вы семь лет возглавляете профсоюз игроков КХЛ. Что считаете своим главным достижением?
- Профсоюз есть и работает. Далеко не все хоккеисты готовы и умеют отстаивать свои права. Причем в некоторых случаях мы готовы подавать заявления в суды, прокуратуру, инспекцию по труду, но хоккеисты очень часто просят нас, чтобы процессы были урегулированы мирным путем. Не хотят ссориться с руководителями клубов. И мы реально помогаем.
Конечно, есть те, кто негативно относится к нашей работе. Вернее, не видит в профсоюзе реальной силы. Тот же капитан «Динамо» Юрий Бабенко чуть ли не на каждой встрече говорит мне о том, что профсоюз не нужен, раз он лично ему ни в чем не помог. Правда, я всегда рассказываю ему о том, что если бы нас не было, зарплату игрокам срезали бы на 50 процентов, как настроены многие руководители. И что бы тогда Юра сказал?
Но очень многим игрокам мы реально помогаем. А кому-то, пусть это не покажется громко, и жизнь спасаем. Один парень в 18 лет сломал позвоночник, его команда «кинула», из больницы выгнали, и нам пришлось «впрягаться» в эту историю, помогать, убеждать, что человек имеет право на квалифицированную помощь. И клуб потом оплачивал лечение. Никому из ребят, кто к нам обращается, не отказываем в помощи, защищаем. Так что мы реально работаем. У меня через три года заканчиваются полномочия, но мы сейчас так выстраиваем свою работу, чтобы помощь игрокам шла не зависимо от того, кто будет стоять во главе организации.
- Локаут в России возможен?
- Всё возможно. Сейчас мне объясняют, что надо наши отношения четко выстраивать в соответствии с законом. А я разве против? Но тогда клуб должен платить деньги раз в две недели, а не через два месяца. И никаких серьезных задержек зарплаты закон не подразумевает, иначе руководитель может пойти под суд. Зачем нам тогда Дисциплинарный комитет, если по закону я могу обратиться сразу в гражданский суд? Тогда надо отменить и возраст ограниченно свободных агентов, так как это нарушение прав работника. Но мы на это не идем, понимая, что нельзя играть в хоккей и строить отношения в Лиге только на основе общегражданских законов. Понятно, у Лиги всегда будет внутренний регламент. Я уже общался с новым руководством КХЛ, мы донесли свои предложения, но какие из них будут приняты, пока не ясно. Хоккеисты сейчас уже готовы отстаивать свои права, они становятся более юридически грамотными. Так что абсолютно не исключаю такой возможности, что когда-то в России хоккеисты захотят отстаивать свои права и путем забастовки.
- Вам 45. Насколько лет себя чувствуете?
- Если что-то болит, значит живой. Какой-нибудь турнир отыграешь, когда несколько игр подряд, просыпаешься с утра – и ноги болят, и спина. Но всегда с удовольствием выхожу на лед. В футбол играю, в теннис. Так что я по-прежнему молодой и перспективный.
