Продолжение материала о судьбе олимпийского чемпиона, двукратного чемпиона СССР, знаменитого комментатора Евгения Майорова.
ОБРЫВ ЦЕПИ — 2
Борис Майоров: «Брат работал в спартаковской школе. И как тренер, и как директор проявил себя наилучшим образом. Вел команду 58-го года рождения. Высоких результатов она добивалась. Ребята там способные были: Владимир Зубков, Владимир Кучеренко, Александр Залогин и другие».
Юрий Морозов, заслуженный тренер СССР: «Сработались мы как-то сразу. Я — старший тренер, он — тренер. Состав был чудо как хорош: Жлуктов, Боря Александров, Билялетдинов, Первухин, Мышкин, Юра Новиков... На сборе перед турниром Женя работал с нападающими. Требовательным был. Неуемным. На высокие тона иногда переходил, и я даже успокаивал его. Женя на 50 дней старше меня, так я подшучивал: «Зато у меня каждый год за два идет...» С каждым, кто не попал в состав, он побеседовал индивидуально: объяснил причины, подбодрил, указал, над чем стоит поработать... Незалеченная рана от давнишнего несправедливого отцепления его самого от сборной давала о себе знать, и он старался как-то сгладить переживания молодых парней. В Ленинграде мы стали чемпионами — первыми чемпионами мира среди молодежных сборных. Тогда календаря у этой сборной не было, собирали ее незадолго до мирового первенства. Через год Майорова не назначили в сборную. Причину я так и не узнал. Если бы поинтересовались моим мнением, то я бы однозначно высказался за его кандидатуру. А так все решалось на тренерском совете федерации. А там голос Тарасова весил очень много...» Евгений Александрович почувствовал рукой потолок, будто в тесной хрущевке оказался. Как тренер состоялся, а ходу дальше не было. Тяготился этим очень. Мотивация скатывалась к нулю. В судьбе произошел второй обрыв цепи. Впору было надломиться. Но такое — не про его натуру. У судьбы-злодейки будто проснулась совесть. И она подарила шанс на продолжение маршрута в совсем ином качестве.
ШАНС
В 38 лет он оказался на перепутье: в авиации попробовал — не затянуло, в тренерстве — тупик, куда направить свои стопы — совершенно неясно. И тут старый приятель Аркадий Ратнер, давно работавший на радио и телевидении, предложил попробовать свои силы на комментаторской ниве. От чего ж не рискнуть? Из-под пера Евгения Александровича в свое время вышло несколько статей на актуальные темы, его ставил в пример коллегам даже Лев Филатов, главный редактор еженедельника «Футбол–Хоккей»: «Смотрите, как пишет бывший хоккеист!..» Но все же то были разовые всплески, а тут — центральное телевидение! Супруги очень волновались накануне пробы в Останкине. Удивительно — Женю сразу взяли на работу. Вернулся домой огорошенный:
— Погоди радоваться. Условия такие — 140 рублей зарплата плюс гонорар за те материалы, которые выходят в эфир.
— Ну и замечательно!
— А как мы будем жить? На что?!
— Продадим машину. Справимся.
В первый раз муж принес домой 35 рублей аванса. И готов был бросить всю эту затею, хотя жена видела, что у него получается и что ему нравится новое дело. Вечерком в их дом нагрянули Женины друзья, два профессора. Жена их специально позвала, чтобы подбодрили его. Пошел мужской разговор. Немного выпивали и много говорили. Гости приводили аргумент за аргументом: «Даже и не думай отказываться от телевидения. Это же твое. слышали твой комментарий. А деньги — постепенно все утрясется. Потерпи какое-то время». Разошлись под утро, зато со своей миссией справились. Несколько месяцев семья проедала эту машину.
Супруги активно занимались, сообща осваивая новую профессию. Только не на лавочке в метро, как в студенческие годы, а в собственной квартире. Техника речи. Синонимы... Женя стал девятым
в когорте популярных телекомментаторов: Озеров, Спарре, Семенов, Саркисьянц, Писаревский, Махарадзе, Маслаченко, Перетурин. И не потерялся среди них!
Вера Майорова: «Женя очень любил читать. Мы выписывали все стоящее, что выходило в литературной периодике: «Иностранную литературу», «Знамя», «Новый мир». Он очень любил Виктора Астафьева, я — Уильяма Фолкнера. А как только Солженицына разрешили печатать, старались ничего не упускать. «Архипелаг ГУЛАГ» нам передал втихую друг семьи, купивший книгу за границей».
КОММЕНТАТОР No 1
Как-то незаметно, без видимых сверхусилий и каких-нибудь хитрых приемов Евгений Майоров выдвинулся в лидеры спортивного комментария на телевидении.
Вера Майорова: «У моего отца была госдача в Мамонтовке. В поселке Здоровый Быт — в стиле Ильфа и Петрова название... Участки большущие, сплошные заборы, Москва неподалеку, рядом Клязьма течет... В перестройку можно было выкупить дачу, но муж категорически возражал. Не тянуло его сюда. Очень любил природу. Грибником был заядлым: в пять утра выбирался с приятелем на старый петербургский тракт, за сотню километров от Москвы. Коллеги по работе на телевидении шутили: «После Майорова в лесу ловить нечего!» Я-то ужасно не хотела искать новое место и строить все с нуля. За Рузой участок взяли, голая земля только. Но Женя поднимал дачную целину с горящими глазами». Там рядом и Володя Маслаченко обосновался. Муж над ним подтрунивал: «Никитич все грибы передавит». Сам-то ходил по лесу неторопливо и осторожно».
Точно и образно высказался о майоровской манере комментировать сдержанный во всем (и в похвалах тоже) Лев Филатов, главный редактор еженедельника «Футбол–Хоккей»: «Мне очень нравится, что Евгений Александрович не завязывает бантиков». Своя ненавязчивая манера. Мягкие интонации. Никого не учил и никого не разносил. Единственное, чего не признавал, — когда игрок выходит и не выкладывается, дурака валяет. Сказали ему, что один известный хоккеист обиделся на майоровскую реплику в свой адрес. «Так пусть придет, обсудим все открыто», — предложил Евгений Александрович. Уже на второй минуте общения игрок признал правоту заслуженного мастера спорта по хоккею и снял свои претензии. А однажды после первого тайма Майоров искренне возмутился видом футболистов: «Ну надо же — они даже не вспотели толком!» Спорт знал и чувствовал настолько, что частенько по предматчевой разминке угадывал победителя.
И все же феномен Евгения Майорова объяснить отнюдь не просто. На то, видимо, он и есть феномен...
Борис Майоров: «На телевидении появился человек, который мог рассказать о том, что происходит на поле. Евгений видел и чувствовал игру. И хоккей и футбол. Мы же с ним в первой мужской команде футбольного «Спартака» выступали.
Брат комментировал без крика и надрыва, без лозунгов и прочего словесного мусора. Не мешал смотреть хоккей, а помогал это делать в культурной и доходчивой форме. Был заслуженно популярен среди телезрителей. Пользовался большим уважением и на 1-м канале, и на НТВ+. И не чувствовать такое не мог. Наверное, чувствовал себя корифеем... Имел на это полное право. Брат, уже будучи тяжело больным, все предлагал мне: «Давай вместе проведем репортаж!» Увы, как-то не сложилось».
Юрий Розанов, комментатор НТВ+ и КХЛ ТВ: «Из 350 кандидатов отобрали 15 человек для собеседования. В их число попал и я. Вышел в коридор, и кто-то мне палочкой тихонечко стукнул по плечу:
— Молодой человек, вы зачислены в мою группу, — обратился ко мне Майоров.
— Да я готов бесплатно у вас работать, Евгений Александрович!
— Ну и дурак... — после небольшой паузы произнес он.
Он учил меня, не поучая и не натаскивая. Говорил: «Что можешь — бери». Момню другие майоровские фразы: «Совет дают тогда, когда его просят», «Не ругай игроков — они делают свое дело». Меньше двух лет я отработал с Евгением Александровичем. «Нормально» — это означало 10 баллов, выше словесной оценки от него услышать не доводилось. Ненавязчивым был. Жил ровно по установке: твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого. При этом обладал полной внутренней свободой! Характером-то был крутой мужик, о чем догадаться было непросто. Это был человек вне времени. Больше скажу. Сегодня был б в еще большей цене. Его стиль перпендикулярен распространенной вокруг трескотне. Емкое немногословие затмевает все остальное.
Вера Майорова: «Женя умел дружить. Ценил преданность. Верные друзья были как раз не из мира спорта. Одноклассники. Из мира кино — Слава Тихонов, Стас Ростоцкий, Виталий Макаров. Эти трое были спартаковскими болельщиками. Ростоцкий повторял: «Учти, Женя, я всегда за тобой слежу». А когда Евгений ушел от нас, многие растворились неизвестно где, а Слава, Стас и Виталий остались с нами, осиротевшими... Еще художники нас окружали, ученые, преподаватели».
ОБРЫВ ЦЕПИ — 3
Сегодня набирает обороты мировая акция, в которой люди обливаются ледяной водой и жертвуют деньги на помощь больным боковым амиотрофическим склерозом.
Вот этот жуткий недуг и подкосил Евгения Майорова.
Тот неравный бой он вел так, как ни одному супермену не снилось. Сверхмужественно. Сверхтерпеливо. Сверхделикатно по отношению к близким.
Комментировал хоккей вплоть до последней возможности. Страшный недуг затруднял, ко всему прочему, дыхание, нормально произносить слова уже почти не получалось. На чемпионат мира 97-го поехал вместе с супругой, в одиночку бы не справился. Ходил на костылях. «Ходил на костях», — так выразилась Вера Лаврентьевна о последней командировке Евгения Александровича. Откуда свалилось это страшное несчастье?
Слышал о том, что на даче то ли травмировался он, то ли еще что-то произошло...
Злой рок непредсказуем, и потому не в силах человеческих защититься от него.
Вера Майорова: «Началось на ровном месте... Отчего? Почему? Никто не знает. Было предположение: мол, он сам разгрузил грузовик с цементом во время дачного строительства, переутомился сильно — и вот пошло-поехало... Еще укоряли — зачем же сам взялся, нашел бы кого-нибудь для таскания мешков... Но это же не про Женю. Начала провисать левая стопа. Решили, что защемление нерва. Ничего, думали, массаж поможет... А массаж запрещен! Стал прихрамывать.
В институте неврологии заявили: срочно нужна операция на позвоночнике. Левая нога начала худеть. В институте нейрохирургии имени Бурденко сказали, что никакой операции не надо.
Я мужу говорю: «Такие противоречия в диагнозах. Давай дальше исследоваться». Мышцы начали непроизвольно подергиваться.
В первом медицинском нашли очень хорошего диагноста Давида Рувимовича Штульмана. позвал меня к себе:
— Ваш муж тяжело болен.
— Что — рак?
— Хуже. Боковой амиотрофический склероз...
Нарушение белкового обмена в организме. Растворяются белковые оболочки нервных волокон, которые оказываются оголенными. И — короткое замыкание. Белки растворяются — замыкание в цепи. Мышцы непроизвольно подергиваются... Нет в мире средств от этого заболевания. Мы с Женей читали о знаменитом английском физике Стивене Хокинге, живущем с тем же диагнозом: голова работает; до сих пор жив. Певец Владимир Мигуля протянул два года, а мы — семь, композитор Шостакович — одиннадцать лет; для него знаменитый врач Илизаров специальные приборы делал. К кому мы только не обращались... Валентин Дикуль предупредил: «Теперь вокруг вас появятся шарлатаны». Почерк у мужа долго не менялся, потом и писать разборчиво не мог. Лекарство откуда только не заказывали: США, Израиль, Франция, Германия. У французской фирмы приобретали одну упаковку за 680 долларов, зарплата была 1000 долларов, хватало на 28 дней. Не улучшало состояние, зато приостанавливало разрушительный процесс. Это нам разъяснили в институте мышечной патологии.
Летом 97-го поехал в командировку в Израиль. Там на футбольном стадионе была специальная вышка для комментатора, не очень высокая, но забраться на рабочее место было выше его физических сил, которых уже совсем не осталось. Так представляете — ребята с НТВ буквально на руках Женю подняли, а после матча так же бережно спустили на землю. Муж задержался там на десять дней для обследования в клинике. Врач прямо сказал, сколько ему осталось... Женя ни полусловом мне не обмолвился. А тот врач точно предсказал его уход, недели на две ошибся.
В сентябре 97-го Женя весил 50 килограммов. К концу октября начались проблемы с речью. Тогда же состоялся последний его эфир... Очень оберегал меня и о многом не рассказывал. Сидел как-то в машине, а мимо знакомые проходили: «Я так устал... Только Вере не говорите об этом». Совесть его мучила, что зарплату продолжает получать на НТВ+. Леша Бурков успокаивал: «У вас больничный лист. Не волнуйтесь, ради бога». А сам впоследствии рано и внезапно ушел от нас». По словам Аркадия Ратнера — человека, который в 76-м позвал Майорова на телевидение, «Женю невозможно было заставить выступить со словами «Эту победу сборной мы посвящаем...»
По словам Веры Майоровой, муж получал указания из партийных верхов «не критиковать очень уж жестко сборную при плохом выступлении». На этот компромисс готов был согласиться, потому что сам не распекал игроков почем зря, зато при успешном исходе турнира хвалебных од даже чиновники от него не требовали.
ХХХ
Евгений Майоров состоялся как игрок, как тренер и как телекомментатор: звезда — высокий профессионал — звезда. Подобных гармоничных счастливых судеб в нашем спорте — единицы.
Евгений Майоров — счастливый человек, несмотря на три обрыв в его жизненной цепи. И каждый раз он находил в себе мужество не падать духом и двигаться вперед по жизни с широко открытыми глазами. Сколько знаем людей, которых расплющивали тяготы куда меньшего масштаба... Евгений Александрович и ушел от нас с гордо поднятой головой и стремлением оградить близких от переживаний. Вера Лаврентьевна более тридцати лет на кафедре технологии машиностроения преподавала курс «Обработка металлов давлением и теория пластической деформации»; сегодня репетиторствует по математике. Дочь по настоянию Евгения Александровича назвали Ольгой. Состоявшаяся женщина. Была в 14-летнем возрасте чемпионкой Москвы по настольному теннису, но отцовскую спортивную злость не унаследовала. Внук Евгений продвигается по банковской линии. А внучка Варвара сражается на теннисном корте так, что дедушка увидел бы в ней себя в том же возрасте на ледовой коробке. Цепь жизни Евгения Майорова, прерванная «коротким замыканием» нервных волокон, продолжается.
