Офис СКА светлый и спокойный. От большинства собратьев на Петроградской стороне отличается разве что клубной атрибутикой.
За стеклянной стеной переговорной — суетной проспект Добролюбова. Вдоль другой стены — два свитера с 7-м и 17-м номерами: Алексея Касатонова, звезды ленинградского хоккея, еще недавно генменеджера СКА, и Ильи Ковальчука, нынешнего символа клуба.
Если по весне питерский клуб завоюет Кубок Гагарина, надо полагать, арифметическая прогрессия дополнится 27-м номером Вячеслава Быкова.
Взваленный на плечи воз Быкова, кажется, не тяготит. Мы встретились накануне седьмого по счету регулярного чемпионата КХЛ. В активе СКА еще не имелось бойкого старта из двенадцати побед кряду, а также ноябрьской пробуксовки, плавно перешедшую в декабрьскую. Новоявленный главный тренер часто шутил и выглядел, куда бодрей, чем в пору совмещения должностей в «Салавате» и сборной. Федеральный уровень часто делает людей грустными.
— Чай? Кофе? — предложил рулевой СКА.
«Чай от Вячеслава Быкова! О таком можно и внукам рассказывать!» — подумали мы, но, как водится, отказались.
— Непривычно, Вячеслав Аркадьевич, вас видеть в офисе…
— С Игорем Захаркиным мы здесь постоянно находимся. Тренерскую деятельность я совмещаю с функциями генерального менеджера. Так что офисной работы хватает.
— Например?
— Да много чего. Информатика, встречи, дискуссии, анализ… Если необходимо — выезды. Стремимся охватить широкий спектр. Но в первую очередь, конечно, на мне функции главного тренера.
— А если без них? Когда-нибудь представляли себя офисным работником?
— Офис — это коллектив, та же команда. Ты либо сотрудник, либо управляющий. Работать в группе всегда интересно. Я хоть и каждый день здесь, офисным работником себя не назову. Сегодня, к примеру, с утра были на льду, а после обеда приехал сюда.
— Водите сами?
— Нет.
— Не решаетесь после Швейцарии?
— Не в этом дело. Город не очень хорошо знаю. Можно по навигатору, конечно. Но считаю, лучше довериться профессионалам.
— А как же всероссийский универсализм?
— Мне и своих дел хватает. Я в принципе легко адаптируюсь к любой среде. При необходимости, конечно, сяду за руль. Манера вождения меня не тяготит. Культура на российских дорогах в последние годы повысилась. Это приятно. Борзоты почти не встретишь. Да и Петербург — культурная столица…
— На дорогах такое не всегда заметно.
— Ну что поделать… Это наша страна, наша действительность. Постепенно «окультуримся». В том числе — на дорогах. Вот любопытно. Заграницей наши люди почему-то соблюдают правила дорожного движения…
— Действительно, неожиданно…
— Потому что нарушишь — либо штраф солидный, либо без прав останешься. Либо вовсе в страну больше не впустят по соответствующему постановлению. Но стоит вернуться домой, будто выключатель какой-то срабатывает — становятся другими людьми. Вопросов много, и я не знаю, как на них ответить…
— Мы вот тоже озадачились. Вы — человек известный, а интернет не может определиться с местом вашего рождения. Одни источники утверждают, что это Челябинск, другие — населенный пункт Русский Шолнер в республике Марий Эл. Где правда?
— На Урале. Я родился в городе Челябинск, район — Калибр.
— Интересное название.
— В честь завода мерительных инструментов. Сначала он располагался в Москве. Во время войны эвакуировали в Челябинск. При заводе была школа со стадионом — где-то километр от моего дома. Там прошло мое детство и юношество.
— Еще один спорный момент. Якобы в первенстве СССР вы дебютировали за магнитогорский «Металлург». Нас гложут сомнения…
— И правильно гложут. Это был «Металлург», но не магнитогорский, а челябинский.
— Нынешний «Мечел».
— Он самый. В тот момент команда принадлежала металлургическому заводу. Туда меня и рекомендовали.
— Кто?
— Сейчас в хоккейных кругах популярно слово «скаут». Тогда говорили: «тренер-селекционер» или просто «селекционер». Селекционная работа велась во всех регионах. Заканчивался сезон, собиралась коллегия, обозначала, кого из ребят можно «повышать». Тренер предложил командировать меня в «Металлург». Команда играла в первой лиге.
— Аналог нынешней ВХЛ.
— Да. За первый год я набросал полсотни шайб, мой партнер по тройке Борис Молчанов — 51. За результативность в конце сезона нас наградили поездкой на три матча в «Трактор».
— Где вы не растерялись.
— Забросил в трех матчах дважды и отдал результативную передачу. Геннадию Федоровичу Цыгурову я, видимо, приглянулся, раз последующие два сезона отыграл за «Трактор». Кстати, на этом этапе карьеры, в 1982 году, на турнире вторых сборных в Ленинграде мне сломали руку.
— Обидно. Чужие хоть?
— Да. Чехи, противники по финалу. В Военно-медицинской академии имени Кирова мне сделали операцию. В Челябинск возвращался в гипсе.
— У вас же свадьба была намечена на эти сроки.
— И прошла по намеченному плану. Не отменять же из-за такого пустяка. Надежду вел ЗАГС с загипсованной рукой. Романтика… А в 22 года я уехал служить в ЦСКА.
— 22 — непростые цифры для вас.
— То есть?
— В 22 года дебют за ЦСКА, где в первый год забросили 22 шайбы, отдав 22 передачи.
— Хм… Я и не знал. Коллекцию «двоек» можно дополнить тем, что в 22 года меня впервые привлекли в первую сборную СССР, с которой по весне 1983-го я в первый раз стал чемпионом мира.
— Другой бы после такого с числом 22 не расставался…
— А я всегда относился к цифрам на спине без особого трепета. В «Тракторе», когда карьеру завершил легендарный Анатолий Картаев, мне предложили его 11-й номер. Я не отказался. 19-й в ЦСКА достался от Хельмута Балдериса. В сборной свободным был 27-й, и я вновь от него не отказался.
— В Швейцарии было число иного порядка.
— 90. Оно логично. Во-первых, в 1990 году я перебрался во «Фрибург». Во-вторых, у президента клуба в тот момент случился 90-летний юбилей. Он смеется: «Может, тебе 90-й номер на спину?»
— А вы восприняли всерьез…
— Не отказываться же… Получается, не я выбирал номера, а они меня. И каждый из них приносил мне удачу. Или я им…
— Молодой Быков рядом с Валерием Белоусовым, Николаем Макаровым, звездами того «Трактора», не тушевался?
— Я всегда адекватно оцениваю себя и ситуацию, в которой оказываюсь. Таков характер. При этом я открытый, коммуникабельный человек. С ветеранами «Трактора» мы быстро нашли общий язык. Для них я стал своего рода сыном полка.
— Мило.
— Под опекой Белоусова с Макаровым я рос как хоккеист. Когда перешел в ЦСКА, Николай Михайлович передал опекунство надо мной своему младшему брату Сергею. С ним мы стали очень близкими людьми. В 1996 году, кстати, немного поиграли вместе за «Фрибург». Это был последний игровой сезон Сергея Макарова. Мне вообще по жизни с партнерами везло.
— Тихонов долго прикидывал, прежде чем создать тройку Каменский — Быков — Хомутов?
— Первые годы в ЦСКА я выходил с Михаилом Васильевым (он сейчас клуб МХЛ «Красная Армия» тренирует) и Сашей Герасимовым. Андрей Хомутов играл в сочетании с Виктором Жлуктовым. Спустя какое-то время Виктор Васильевич нас объединил. Взаимопонимание нашли быстро. На левом краю поочередно выходили Герасимов и Васильев. А в 1985-м в команду пришел Каменский. Тихонов перевел Валерку к нам на фланг, с тех пор были неразлучны.
— Защитников первой пятерки ЦСКА помнят многие — Касатонов — Фетисов. А кто прикрывал ваши тылы?
— Поначалу был Сергей Бабинов. Но шли поиски, в ходе которых наша тройка переиграла почти со всеми оборонцами ЦСКА (кроме Фетисова с Касатоновым, разумеется). Чаще выходили с Лешей Гусаровым и Игорем Стельновым. Были Игорь Кравчук с Володей Константиновым. Последний, к слову, нередко составлял конкуренцию нападающим ЦСКА — его порой заявляли форвардом. Проходивший в Москве ЧМ-1986, победный для нашей сборной, Константинов полностью отыграл в атаке.
— Вы ведь могли войти в историю, перебравшись в НХЛ целой тройкой — в 1989-м «Квебек» задрафтовал вас с Хомутовым, но за океан подался лишь Каменский, выбранный «Нордикс» годом ранее.
— Нас тоже звали, но условия предлагали рисковые. Мне было 30, Андрею — 29. У нас семьи. Когда заглянули в контракт, поняли, что нас зовут «на всякий случай». Получится — хорошо, нет — извините.
— Странно…
— Канадцы не хотели идти на риск. Мы тоже рисковать не горели желанием. Тем более, нам четко дали понять: будут переучивать играть в хоккей. В течение года я разговаривал с руководством «Квебека». Очень приятные люди, до сих пор поддерживаю с ними отношения. Но тогда точек соприкосновения мы не нашли. В итоге, нам с Хомутовым поступило предложение из Европы, которое было, к тому же, привлекательней.
— Получается, интересы семьи поставили выше игровых амбиций?
— Так и есть.
— Жалели после?
— Ни разу. В Швейцарии мы с Андреем многого добились. «Фрибургу» сразу поставили условие: приедем только вдвоем. Они согласились. Нам почти ничего не пришлось менять. Играли в тот же хоккей, что и в Союзе. Обучали его тонкостям других. С главным тренером решили, что чем больше игроков «Фрибурга» пройдет через наше сочетание, тем выше станет общий уровень команды.
— В итоге «Фрибург» при вас трижды брал «серебро» национального чемпионата.
— Причем это были первые для клуба медали за девять лет. И хотя до «золота» мы так и не добрались, это был самый счастливый период моей жизни. Занимаясь любимым делом, я постоянно находился рядом с семьей. Самый большой переезд — 3-4 часа. Утром уехал, ночью вернулся. Красота…
— …непривычная для советского хоккеиста.
— В СССР у нас была великолепная спортивная жизнь. Тот ЦСКА — уникальный коллектив, где все бились друг за друга. Но в плане личной жизни это был кошмар. Фактически восемь лет я находился в разлуке со своей семьей. Мы жили в одном городе, но одиннадцать месяцев в году хоккеисты ЦСКА проводили на базе строгого режима. После игр и тренировок мы направлялись не домой, а возвращались на базу. И вот я получаю возможность заниматься любимым делом, не жертвуя при этом семьей.
— Другая жизнь.
— Не то слово! Почувствовал, что такое быть нормальным человеком. Я стал видеть, как растут мои дети, радовался их успехам. «Квебек», кстати, еще трижды предлагал нам перебраться в НХЛ — вплоть до 1993 года, когда мы выиграли чемпионат мира. Но мы нашли свою гавань и отвечали: «Нет».
— А как же возможность сразиться с лучшими из лучших?
— Сверхзадачи играть в НХЛ я перед собой никогда не ставил. Когда рос, в СССР вообще ничего не знали об этой лиге. Была сборная, успехи которой являлись вершиной хоккейного олимпа. Первая информация об НХЛ стала просачиваться лишь в конце 1980-х. Но сказать, что я загорелся этой лигой, стало бы ложью.
— В отличие от многих ваших сверстников.
— Все вместе мы бились за свободу выбирать свою судьбу. Мы победили. Кто-то в итоге поехал в НХЛ, кто-то — в Европу. Как писал классик, каждый выбирает для себя — женщину, религию…
— …и лигу.
— Я выбрал семью и свой хоккей.
— К слову, о религии. Мария, ваша дочь, часто говорит, что вы как Будда. Это как?
— Не знаю. Спросите лучше у нее. Вообще-то я христианин.
— Но сравнение красивое.
— И приятное. Очень люблю своих родных. Когда их нет рядом, сильно скучаю.
— С супругой Надеждой вы обвенчались по ходу ЧМ-2007 в Москве — вашего первого в должности главного тренера сборной. В чем символизм?
— В юбилее. Сколько лет мы на тот момент прожили вместе?
— 25.
— Поэтому и решили. Четверть века — хороший момент.
— Еще о ЧМ-2007. Игорь Захаркин за несколько минут до полуфинала с финнами говорил на ТВ: «Мы обязательно выиграем». То же самое повторил перед встречей Канада — Россия в Ванкувере. Результаты известны. Не напоминали ему после о поговорке: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь»?
— Ни в коем случае. Мы все свободные, адекватные люди. Имеем право озвучивать свои мысли. Как можно кому-то запрещать волеизъявление? Мы же не просто так говорим, мы аргументируем свою позицию.
— Тем не менее, в Питере Захаркин стал реже общаться с прессой.
— Потому что многие перевирают его речь. Чтобы сделать больно, то слово из контекста вырвут, то целую фразу, то от себя допишут, то переиначат.
— Зачем?
— Мне вот тоже интересно. Возможно, кому-то это выгодно. Одним нравится, как мы работаем, а кто-то нас ненавидит. У каждого свои интересы. Двойные стандарты в свое время подкосили в нас веру в отношении многих. Хотя, по сути, мы открытые, отзывчивые люди, и в любом случае стараемся идти на диалог.
— Критику в свой адрес воспринимаете?
— Если она конструктивна, могу почерпнуть. Другое дело, когда основой критики является самопиар. Я стараюсь придерживаться принципа: «Нечего сказать — промолчи».
— «Президент "Монреаля" звонил Вячеславу, говорил, что хочет нас видеть тренерами», — эти слова Захаркина, прозвучавшие летом 2009-го, после вашего тренерского «золотого» дубля на ЧМ тоже переврали?
— Нет. Это правда. Со мной связывались, интересовались моими делами, планами.
— Вы во второй раз отказались войти в историю — на сей раз как первый российский главный тренер в НХЛ?
— Дело в том, что интерес был, но не было конкретного предложения. Возможно, нами заинтересовались в виду того, что я говорю по-французски. На чемпионатах мира были две победы, одна из которых — в Квебеке. Оба раза в финале били Канаду.
— Забавно. Побили Канаду — зовет «Монреаль».
— Опять-таки, это мои догадки. Истинных причин я не знаю. Не в курсе и дальнейших решений руководства «Канадиенс». Могу лишь сказать, что был контакт, но без конкретики. Кстати, все эти годы мне звонили с «Радио Канада», спрашивали экспертное мнение по тем или иным вопросам. Так что с Монреалем я связи не терял.
— В вашем трудовом резюме мы неожиданно наткнулись на фирму «Адекко», специализирующуюся на трудоустройстве людей. Офисный этап, значит, вашу жизнь все же не обошел?
— Дело было так. В 1998 году «Фрибург» не стал продлевать со мной контракт. После операции на плече руководство опасалось, что к началу чемпионата я не успею восстановиться. В этот момент на меня вышла фирма «Адекко», спонсировавшая хоккейный клуб «Лозанна». Мне предложили стать игроком команды и лицом фирмы.
— Вот, оказывается, почему вы завершали карьеру во втором по силе чемпионате Швейцарии.
— «Адекко» развивала интересный проект: правильное использования профессиональных спортсменов после окончания ими карьеры. Эта тема до сих пор мало где развита. А в тот момент вовсе была диковинкой.
— В чем суть?
— В том, чтобы спортсмен не терялся в новой жизни. Завершая игровую карьеру, многие оказываются голышом на семи ветрах: как ученик после окончания школы. Не знают, какому дуновению поддаться, а какому воспротивиться. Хорошо, когда человек готовился к спортивному финишу — получил образование, обзавелся бизнесом, работой. А когда ничего этого нет, что ему делать?
— Многие начинают пить…
— Что, согласитесь, не лучший вариант продолжения жизни. Накопления быстро проедаются. И надо помочь человеку раскрыться в другой отрасли. Меня этот проект заинтересовал. Я стал наемным работник
