Юрий Морозов: в Вену с воблой

10.06.2014
10:37
Спорт-Экспресс

Время от времени я встречал его в Мытищах на играх "Атланта". Толком не представляя себе масштаб личности.

А заглянув однажды в энциклопедию, обомлел. Юрий Морозов 13 лет был капитаном "Химика". Стал первым советским хоккеистом, отправившимся играть за границу. И первым тренером, выигравшим молодежный чемпионат мира. Именно Морозов сменил в роли наставника "Химика" легенду – Николая Эпштейна…

Я набрал его номер. На следующий день встретились у памятника Маяковскому. Юрий Иванович по-стариковски мило держал под мышкой пакет.

О том, что в этом пакете пожелтевшие фотографии, я знал.

Сели мы на лавочке в саду "Аквариум".

– Как-то уже давал интервью, – обеспокоился вдруг Морозов. – Стоит ли со мной еще раз разговаривать? Как же та газета называлась… Кажется, "Эскимо"…

Я не выдержал. Рассмеялся, вспугнув воробьев.

– Ехали из-за города?

– Квартиру мне Эпштейн пробил на Бабушкинской отличную, трехкомнатную. В элитном доме химиков. А дача под Бронницами, шесть соточек. Два часа добирался.

– На электричке?

– Ну да. В Австрии работал – получал 200 долларов. Остальное шло в посольство. На всем экономил. Положен был по контракту обед в гостинице, так я договорился, чтоб деньгами отдавали. Потому что за углом в два раза дешевле кушал. Как-то скопил на "Москвич"-412. Тут же продал, что-то наварив.

– Ни одной "Волги" в жизни не было?

– Первая появилась, когда горьковское "Торпедо" тренировал. Заняли четвертое место. Дали белую "Волгу". Для Горького четвертое праздником было – завод даже медали изготовил, вручили каждому. Но при всем хорошем отношении я остался для этого города чужим. Вот эпизод: только принял команду и случайно услышал, как знаменитый Скворцов говорит ребятам: "Вот это настоящий тренер!" А на четвертый сезон спад. Идут хоккеисты по коридору, я чуть сзади. Но слышу, как переговариваются. Тот же Скворцов произносит: "Не тренер у нас, а г…о!"

– Горький за четвертое место отблагодарил достойно. А с "Химиком" вы как игрок дважды брали бронзу. Что получали?

– Дополнительную зарплату. Кто в первой сборной играл, имел рублей 300. А мы – 220. Кому-то вручили маленький приемник ВЭФ. По тем временам – подарок серьезный.

– Мой сосед по даче Анатолий Сеглин, бывший администратор сборной СССР, рассказывал, как хоккеисты бизнес делали…

– Сеглин – профессор в этом деле. Просто король. Всех нас учил, как за границей водку продать, а назад привезти мохер и болоньевые плащи.

– Люди были героические. Тот же Сеглин на старой "Волге" через всю Европу доезжал до Шотландии. В 70-х!

– В Шотландию с ним не ездил – зато подвозил меня до Спорткомитета. Тогда еще постовые стояли. Так ему честь отдавали, его машину знали!

– В Австрии остаться у вас желания не возникало?

– Да вы что! Я был без семьи. Тогда многих тормознули из-за истории с советским невозвращенцем. Мне 32 года, играть да играть. Но в Советском Союзе из спорта выпроваживали. Я стал участником размена: лучшего горнолыжника Австрии забрали в Союз, а взамен отправили меня. Жить в Австрии – мучение для русского человека.

– Вы убиваете во мне мечту.

– Да точно говорю – мучение! Сидим за столом после матча. Рядом хоккеисты с женами. Я пиво выпил, а шницель есть не стал, отодвинул. Все жены смотрят: неужели не буду?

– И что?

– Одна не выдержала, спросила – я отвечаю: не хочу. Остыл уж. Так они, как звери, на него накинулись, расхватали по кусочку. Ничего себе, думаю, центр Европы. И каждый за себя расплачивается. Час сидим, час едим и час расплачиваемся. Потом узнали, что в советском посольстве "Столичная" в два раза дешевле. Меня осаждали, хоть водку и не пьют: "Юрий, купи!" Дашь бутылку, пусть знают русских. И мне с ними жить?

– Ужасы рассказываете. Гости к вам приезжали?

– Как-то на турнир приехали Рагулин, Фирсов и Яшин. Так их поселили в крохотную комнатку вроде купе. Наши посольские тоже отличились – нет бы водочку, так привезли им два ящика пива и ящик кальвадоса. Редчайшей гадости. Фирсов достал пакет воблы, килограмма три. Ощипывал, как артист, – за секунду. Протягивал Льву Ивановичу чистенькую. До 5 утра с ними сидел, потом уехал. Через несколько часов возвращаюсь – Рагулин спит, Фирсов и Лев Иваныч сидят за столом, будто не ложились. Абсолютно трезвые!

– Чудеса.

– Яшин на меня смотрит: "Мороз, ты советский человек? Как мог в центре капитализма нас бросить? Мы тебя не прощаем!"

– Шутил?

– Конечно. Но сразу не поймешь. Потом просит: "Юр, поменять бы рубли на шиллинги". На Мексика-плац любую валюту мира меняли. Иду и думаю – Лев Иванович Яшин, мировая звезда, вынужден украдкой менять деньги…

* * *

– Звезды 60-х сегодня тоже были бы на виду?

– В 2003 году сижу с друзьями, Рагулиным и Эдиком Ивановым, на матче ЦСКА. Игра такая – хоть плачь. Поворачиваюсь к Рагулину: "Саш, ты в этот хоккей сыграл бы?" Он взглянул: "В такой? Не-а, не сыграл бы…" Тут Эдик вмешался: "А что в него играть-то? Вот я бы – легко!"

– Почему?

– У Эдика вся игра – сила, жесткость. Он где угодно борьбу найдет. А Рагулин привык к хоккею интеллектуальному. Между прочим, это мы в Воскресенске первыми стали и атаковать впятером, и защищаться.

– Под шайбу ложились?

– Первым стал ложиться наш Толя Ватутин. Подсмотрел у канадского защитника в 56-м. Но боль страшная, защиты на теле почти никакой. Играем с Горьким, мне шайбой в голеностоп! Матчи спаренные – чтоб назавтра выйти, я вместо холода рану горчичниками обложил, всю сжег. А вскоре уже в глаз шайбой закатали.

Как-то Сеглин судил – так выгнал меня с площадки. Чтоб я на льду сознание не потерял. Плечо вылетало. Боль ни с чем не сравнить. Я зубы сжал, разок сам себе вправил. А оно снова вылетает!

– Больнее не было никогда?

– В 56-м Сологубова почти обыграл – не знаю, куда он мне дал. Но отключился я от самого удара, а не от падения на лед. Очухался в раздевалке, надо мной лицо Эпштейна. Я отбросил перчатку: "Больше в ваш хоккей, Николай Семеныч, играть не буду!" – "Да ладно тебе, Мороз…"

– В Сологубове и метра восьмидесяти не было. А силы невероятной.

– Это точно. В последние годы работал сторожем в высотном доме. Встречались: "Юр, бутылочку купи…" Сидим, разговариваем. За ветеранов его возили. Играть он не играл, людям Сологубова достаточно было увидеть. Махнет рюмочку перед игрой: "Ну ладно, ребята. Настроились! Вперед!"

– Великое поколение.

– Я вот цену хлебушку знаю. А вкуса икры не представляю. Не пробовал. Мне и не надо, была бы картошечка да борщ. За границей окажемся у шведского стола, ребята смеются: "Мороз, ты торты не ешь, двигай его к нам…" Вот пил только сухое вино. Ребята посмеивались, но все равно собирались почему-то вокруг меня. Прежде играли раз в неделю, по воскресеньям. А в понедельник встречались в Центральных банях.

– Годами вас выбирали капитаном.

– Рагулина у нас все хотели в ЦСКА увести. Так, чтоб у него самого искушения не было, подошел ко мне Эпштейн: "Давай Сашку капитаном сделаем?" Ну, давайте… А Рагулин все равно ушел. Был случай, сверху хотели Никитина назначить – а Николай Семеныч отбрил: "Ничего не могу сделать, команда выбрала Морозова. Вот листочки, можете проверить". Хоть Никитин – игрок номер один для Воскресенска всех времен. Тоже на Ваганьково. 51-й участок.

– Как и вы, играл только за Воскресенск.

– Куда только не звали! Меня сначала в Ригу, потом в "Динамо". В 62-м отправился к Чернышеву на решающий разговор, дошел в Центральном Совете до второго этажа – постоял, подумал… И назад. Была, как ни смешно, верность Эпштейну.

– Бывало, что Эпштейн привозит в команду бревно бревном – а через год не узнать?

– Совсем уж бревна не привозил, но средних игроков – постоянно. Как вратаря Зубарева. Мы понять не могли: зачем? А тот вскоре стал вторым-третьим вратарем Союза!

– А Пашков?

– Пашков – вообще уникум. Такой реакции не видел ни у одного вратаря мира. Как-то 0:0 с ЦСКА сыграли – те не знали, куда Пашкову бросать. И комментатор один из лучших. Но характер уж очень индивидуальный… Мы в одном доме живем.

– Общаетесь?

– Здороваемся.

– Владимир Васильев казался редким здоровяком.

– Мне сказали, что умер, – я не поверил. На даче поднял тачку, какой-то сосуд в горле разорвался.

* * *

– Другой ваш одноклубник, Сергей Николаев, как-то показал мне кассету с лучшими голами советского хоккея. Искал – вошел ли его гол Третьяку с середины площадки.

– Был такой гол. Кажется, я ему передачу отдал. Серега "щелкал", как из пращи. На одной руке подтягивался – так мы его Судорога прозвали. Защитник был удивительный: напорет, исправится и тут же еще раз напорет.

– Еще какие прозвища помните?

– Меня Леопольдом звали. Всех мирил: "Ребята, давайте жить дружно". Это еще доброе прозвище. В хоккее могли такое наклеить, что держись.

– Самый близкий вам человек из "Химика"?

– Боря Веригин. Хотя сколько он у меня крови выпил! Единственный человек, который лицо под шайбу положит. Не хитрован. Самое теплое к нему отношение.

– Это не он ли на судей охотился?

– Он, кто же. Резников засуживал. Я не выдержал: "Наум, что творишь?" – "Вы грубо играете". Тут Боря суетится: "Юрий Иваныч, пускай он только подъедет" – "Не вздумай!" Но улучил момент, вцепился в горло.

– Резников легко отделался. В судью Карандина вообще шайбой щелкнул.

– Боря что угодно мог сделать. За справедливость.

– Каким поступком Эпштейн вас особенно удивил?

– Выходим втроем из Центральных бань – я, Эпштейн и Рагулин. Идем по улице Горького, мимо театра Ермоловой. Эпштейн посередине, что-то рассказывает, жестикулирует… А навстречу поддатый чудак. Прямо на нас. Эпштейну бросает: "Ну ты, еврей. Что руками размахиваешь?" Моргнуть не успели – Николай Семеныч развернулся, как засадил ему! Ни слова не говоря!

– Улетел?

– Ногами кверху. Мы с Рагулиным Эпштейна за плечи: "Николай Семеныч, пойдём…" Метро рядом – туда нырнули. Вот такой характер.

– На вас он был обижен.

Похожие новости
Спонсоры и партнеры ХК “Северсталь”
Партнеры Фонбет Чемпионата КХЛ сезона 2023-2024