Валерий Конов — удивительный человек. На каждый журналистский вопрос у него словно бы заранее припасена отдельная история. Без этого человека российская сборная вряд ли бы выиграла золотые медали мирового первенства в Минске. Корреспонденту нашей газеты доктор Конов рассказал о травмах, терпении и нарушителях спортивного режима.
— Валерий Евгеньевич, говорят, что у хоккеистов болевой порог снижен. Это правда?
— Так и есть. Другое дело, предыдущие поколения были терпеливее, чем нынешнее. Помню, как Саше Андриевскому в 1992 году на раскатке перед матчем разнесло нос шайбой. Посадил его перед зеркалом, вставил в ноздри два пальца, вправил кости. «Нравится?» — спрашиваю. «Нет, — говорит, — немного правее». — «А так?» — «Теперь левее». И представляете, Андриевский в таком состоянии провел встречу! На следующий день поехали вместе с ним в больницу снимки делать. Врачи спрашивают: «Вы где кости вправляли?». — «Где-где, в раздевалке», — отвечаю. Они смеются, думают — шутка. А когда поняли, что все правда, — мигом посерьезнели.
— Ваш коллега Василий Авраменко иногда помогал баскетболистам в сборной скрыть последствия ночных гулянок, отпаивал их чаем. У вас бывали такие случаи?
— Однажды иду утром, навстречу защитник Саша Юдин. Вижу, что человек несвеж. Говорю ему: «Давай договоримся так, и всей команде передай. Тренерам я ничего не скажу, но это первый и последний раз. Ведь вы меня и мою семью лишаете денег. Сыграешь плохо, команда потерпит поражение, все мы не получим премиальных. Второй раз случится — лично пойду и доложу о случившемся».
Но самым большим уроком стала для меня история с Александром Кувалдиным. Пожалел я его тогда, хотя и говорят, что жалость — плохой советчик. Саша пришел на базу в таком состоянии, что мы его с коллегой сразу под капельницу положили. Иду к Билялетдинову, докладываю: «Кувалдин играть не может. Плохо себя чувствует». Тот сразу все смекнул, говорит: «Сейчас я спущусь в медчасть. Если пойму, что он нарушил режим, а ты его прикрываешь — сразу уволю». Пришлось признаться. Билл и говорит: «Никогда так больше не делай. Игрок получает огромные деньги, которые ты никогда в жизни не увидишь. Случись что, он перейдет в другой клуб и свою семью прокормит. А возьмут ли тебя — большой вопрос».
Я подумал и понял, что он прав: надо определяться, на чьей ты стороне. Мы ведь с тренерами делаем одно дело — бьемся за результат.
— По номерам ходите, наличие постояльцев проверяете?
— Если игроки решат нарушить режим, никакие обходы не помогут. Скажем, был у меня в «Динамо» случай. Играли мы в Питере против СКА, на следующий день должны были уехать на турнир в Финляндию. Тогдашний главный тренер Петр Воробьев послал совершать обход. Обошел все номера, пожелал всем спокойной ночи. Утром Саша Карповцев с Игорем Королевым стоят на ступеньке и качаются. Один делает шаг и падает, второй — за ним. Воробьев — в крик, снял с меня стружку по полной программе за недогляд. Прошло несколько дней, я решил все-таки выяснить ситуацию. Спрашиваю: «Ребята, когда же вы успели так убраться? Я ведь зашел в номер, вы в кровати лежали...» Те смеются: «Док, тебе тридцать, а ты все как маленький. Мы лежали под одеялами уже при полном параде — костюмчик, галстук, ботиночки. Только ты дверь закрыл, мы из номера — и на дискотеку».
— А в нынешней сборной отбой существует?
— Существует, установлен на 23 часа. И из мини-баров в номерах все спиртное вынимается. Но ведь этим дело не решить, тут вопрос самосознания. Если ребята захотят напиться, они сделают это. У них в каждом городе десятки знакомых, стоит только пальцами щелкнуть. Думаете, в Минске для кого-то было проблемой спиртное в номер пронести? Да только я знаю, что никто из них за эти две недели режим не нарушил.
— Вы работаете в сборной очень давно, сотрудничали и с Быковым, и с Билялетдиновым, и со Знарком. Секрет профессионального долголетия заключается в том, чтобы не перечить тренеру?
— Знаете, мы иногда со Знарком очень здорово спорим. Можно, конечно, все время кивать головой, как китайский болванчик, но это идет делу во вред. Если хоккеист не может из-за травмы сыграть три недели, поперек природы не пойдешь.
— Где граница, до которой врач должен идти в своих рекомендациях тренеру?
— В клубе спорные ситуации обычно возникают во время «предсезонки». Ну если не готов игрок, не может он бежать километр за три с половиной минуты. Был в «Динамо» тренер по физподготовке — очень квалифицированный, но максималист. Первое время мне с ним было трудно. Настаивает: «Должны бежать, и все». Только когда ребята стали сходить с дистанции, он смягчил свою позицию. Теперь же, после перехода на пульсометрию, измерение лактата, с помощью которых можно определить функциональное состояние спортсмена, стало гораздо проще. Если пульс зашкаливает за 200 ударов, видно — человек не готов. Настаивать — значит доводить дело до крайности, вплоть до срыва сердечного ритма. В результате приходится снижать нагрузку. Вся группа бежит километр за 3.20–3.30, а один — за 4 минуты. Зато на том же пульсе, что и остальные.
— Часто бывает, что хоккеисты приходят на предсезонный сбор не готовыми?
— Бывает. Особенно те, кого приглашают из других клубов. Те, кто хоть раз прошел подготовку в межсезонье в Пинске, знают: чтобы не оставить легкие на поле, даже летом нужно быть в хорошей форме. Все, конечно, слышали о «предсезонке» в «Динамо». Но одно дело слышать, другое — прочувствовать на собственной шкуре. Одного хоккеиста я как-то поймал на слишком высоком пульсе, потом у него даже началась аритмия. Пришлось хвостом за ним ходить, чтобы по ходу тренировки человек не выходил за пределы разрешенной кардиозоны. В итоге парень нормально провел всю «предсезонку», а потом отлично сыграл в чемпионате.
