Шайбу, шайбу!!! Когда на свете возник самый знаменитый болельщицкий клич, доподлинно неизвестно. Но ровно шестьдесят лет назад он получил законное право родиться. 22 декабря 1946 года стартовал первый чемпионат СССР по канадскому хоккею, в котором мяч, характерный для хоккея русского, заменила шайба. С того послевоенного декабря и ведет исчисление своего возраста отечественный хоккей с шайбой. Большое видится на расстоянии. Грандиозность содеянного предками понимаем мы, потомки. Современникам чемпионата 1946 года вряд ли глубоко врезалось в память первое вбрасывание. День как день, девять суток до Нового года. Впрочем, одного из свидетелей пеленочного периода совет ского хоккея нам найти удалось — тренеру вратарей ХК «Северсталь» Николаю Толстикову в деталях известно, где он находился и чем занимался в тот исторический день. Потому что сам издавал свой первый крик в московском роддоме, что на Воробьевых горах, 22 декабря 1946 года. Ровесники уже шесть десятков лет идут бок о бок — тренер Толстиков, в прошлом известный как вратарь ЦСКА легендарного тарасовского периода, принимал поздравления от корреспондента «Речи».
Относительно «бок о бок», признаюсь, несколько преувеличил. До 1962 года хоккей о Коле Толстикове слыхом не слыхивал, пока однажды в спортшколе ЦСКА не появился пятнадцатилетний недоросль с газетой в руках. Объявление о наборе во вратарскую секцию, отпечатанное меленьким штифтом, делало честь зрению начинающего стража ворот. Пятнадцать лет — для человека штатского недоросль, а для спорта переросток. Ничего, после непродолжительного кастинга толпа из многих десятков претендентов превратилась в горстку отобранных. Отобрали и Николая Толстикова. Играть начал не с команды мальчиков, а сразу с юношей. Когда же достиг призывного возраста, клуб во главе с великим тренером Анатолием Тарасовым преспокойно призвал его в армию. Была в Союзе такая практика — лучших молодых спортсменов забирал себе ЦСКА.
Беганье по льду, сами понимаете, весьма и весьма отличалось от маршировки на плацу. Романтики казарм, дембельских альбомов и маршбросков Николай так и не узнал. От классической службы спортивная наследовала разве что военную форму. И гауптвахту, с которой Толстикову вскоре «посчастливилось» познакомиться. «Тарасов однажды наказал меня за опоздание, — рассказывает Николай Степанович. — Он требовал, чтобы на тренировку являлись заранее, и за пять минут до ее начала выходили на лед, чтобы прослушать содержание занятия. Я прибежал за десять минут, но переодеться к сроку не успел. Анатолий Владимирович встретил словами: «Иди щей солдатских похлебай, сравни, где лучше». Присказка у него была такая». Слово «генерала» Тарасова — закон. Коньки пришлось сменить на кирзачи, клюшку на метлу. В распоряжение к прапорщику спортивной роты, всегда знающему, чем занять руки строптивцу, Толстиков попал всего на неделю, но запомнил на всю жизнь. Надо сказать, хоккейные «щи» для рядового ЦСКА вряд ли были намного жирнее, чем в спортроте, — суровый характер и нечеловеческие требования, предъявляемые Анатолием Тарасовым к игрокам, были, что называется, ни в сказке сказать, ни пером… впрочем, нет, в мемуарах описаны многими. «Мы просто жили на сборах», — коротко отзывается Николай Толстиков о том периоде. И немудрено, что главный тренер самой титулованной команды СССР и сборной страны выдерживал тяжелые осады жен хоккеистов. Собрав «солдаток», терпеливо выслушивал претензии: мужей, мол, видим редко, и то больных да покалеченных. «Хотите, чтобы они побеждали? Хотите, чтобы были востребованы, чтобы зарплату хорошую домой приносили?» — умело гасил бабий бунт Тарасов. В конце концов, их мужей знала в лицо вся страна, посмотреть на их победы приходило все политбюро, а на послематчевые «балы» прямо с корабля, причем космического, мчался сам Гагарин.
К вратарям Тарасов отчегото относился с теплотой, в пропущенных шайбах винил защитников и нападающих — мол, проворонили соперника, позволили бросить. Наплевав на всю спортивную педагогику, часто напоминал Николаю Толстикову: «Пропустить одну имеешь право».
Защищать государственную границу в виде линии ворот москвичу, входившему в список лучших хоккеистов страны, пришлось не однажды. Кубки европейских чемпионов, чемпионаты мира среди молодежи, универсиады. Во время одной из таких зарубежных поездок Толстиков с удивлением обнаружил, что вратарь, амплуа по определению «травоядное», вполне может играть «хищника». В Канаде воротные секьюрити нередко забивали голы и делали результативные передачи на ход форварду. В нашем спорте, да еще армейском, жившем по тем же бюрократическим законам, что и страна, отдать шайбу нападающему через голову защитника, своего «непосредственного начальства», считалось грубым нарушением всяческой субординации.
Присяге, данной в 18 лет, Николай Толстиков не изменил всю жизнь. Хотя соблазны были, их число равнялось количеству команд в высшей хоккейной лиге Союза. «На какомто этапе Третьяк стал больше меня играть, что вполне понятно — он на шесть лет меня моложе, тренер стал больше ему доверять. Хотя и мне тогда еще двадцати восьми не исполнилось. Я поставил вопрос о переходе в другую команду. Тарасов категорически не хотел, чтобы я уходил, от этого между нами некоторые трения произошли. «Если уйдешь из армии, ты мне больше не друг», — сказал он. Приглашений было очень много, из «Спартака», «Динамо», «Химика»…
Расположение такого человека чего-то, да стоит, к тому же армия давала возможность устроиться в жизни после допетой лебединой песни спортсмена. Не ушел. Двенадцатилетную карьеру вратаря в ЦСКА завершил в 1973м, в одночасье перестав быть одноклубником Фирсова и Рагулина, Харламова и Третьяка. Тренировал СКА МВО, молодежную и главную сборную, преподавал в военной академии бронетанковых войск. Из армии уволился в 1992м в чине полковника.
Владислав Третьяк впервые предстал перед глазами Николая Толстикова шестнадцатилетним худющим подростком. Мысль о том, что появление паренька представляет угрозу штатным голкиперам, не заставила себя ждать. «Данные у него отличные для вратаря были — высокий, руки мощные, длинные. Он сразу показал себя человеком талантливым и трудолюбивым», — вспоминает Николай Степанович. До Третьяка как было — Толстиков и его партнер Толмачев по всем правилам детской чехарды играли по очереди. После того как нынешний президент ФХР вошел в силу, со скамейкой запасных пришлось познакомиться ближе. Отчего отношения у моего собеседника с Владиславом Александровичем ничуть не испортились и остаются дружескими до сих пор. Второй после Третьяка — не самое обидное для вратаря место, не так ли?
«Вот здесь кости ладьевидной на запястье нет, локоть два раза оперирован — на Универсиаде в Инсбруке канадец попал ногой. Нос травмирован… Да что перечислять», — Николая Толстикова отучил жаловаться все тот же Тарасов, который был не сторонник дуть на «бобо» своим игрокам. Разбитую голову хоккеиста жалела одна зеленка. Вратарское обмундирование не отличалось гуманизмом и мало чего защищало. Щитки, нагрудники и патриотизм смягчали удары шайбы. Нынешним вратарям, которые стоят в «рамке», будто закутанные в одеяло младенцы, их предокшестидесятник показался бы пчеловодом, вскрывающим улей в трусах и майке. Жалили, и еще как. Само собой, синяки и переломы — постоянно. «Когда я начинал, масок у вратарей вообще не было. Первую я сделал себе сам из фибра — это плотный картон такой — и железных прутьев», — рассказывает Николай Толстиков. Идея защитить лицо пришла вынужденно, когда слова «фибр» выговорить не мог. Шайбадура в первый же сезон влетела новобранцу в челюсть. Зубы остались на месте, но целых семь штук стали напоминать жалюзи в ветреную погоду. «Вратарей тех лет я узнаю по шрамам под глазами. При сильном ударе маска не давала раздробить кость лица, но впивалась хорошо, как бритва. Зашивали часто», — говорит Толстиков.
Такой есть у каждого вратаря, а у некоторых и не один. Тот самый нападающий, с приближением которого ноги вдруг начинают дрожать, а в щелочках вратарской маски просыпается обреченный взгляд: «Все равно забьет, он всегда мне забивает, не везет мне с ним». Николай Толстиков не исключение: «Для меня был неудобным Старшинов. Фотографии есть, как даже стоя спиной к воротам, бросает по моим воротам. Мальцев — был умный, маневренный нападающий, тоже доводилось от него пропускать». Бывшие соперники встречаются часто, баталии теперь ведутся исключительно словесные.
Спартаковец Зимин армейцу Толстикову: «Помнишь, Коля, как я забил тогда, один на один вышел и залепил тебе в верхний угол?» «А не забил сколько, помнишь?» — в той же шутливой манере Николай Степанович выбрасывает «шайбу» соперника из своей «штрафной».
Своих подопечных, вратарей команды мастеров и их вероятную смену, тренер «Северстали» Николай Толстиков учит тому, что сам, наверное, постиг в бытность преподавателем бронетанковой академии — как противостоять массированным атакам. И другим тонкостям мастерства, конечно. Психологический элемент попадает в число этих тонкостей едва ли не первым номером. Раздевалочного раскрепощения работника клюшки и ловушки перед ответственным матчем Толстиков добивается обыкновенным человеческим разговором, «лезет в душу» по профессиональной обязанности — про семью, детей и вообще настроение. А иногда пересказывает притчу Анатолия Тарасова, не склонного к лирике и психоанализу. Представьте клоуна, выходящего на арену. Ему смешить сегодня, а у него несчастье в семье. Людей полон цирк, деньги заплачены, все ждут его появления. И дождутся, клоун выйдет и сорвет всегдашние аплодисменты. Потому что это его профессия.
Николай Степанович Толстиков. Заслуженный мастер спорта. Выступал за ЦСКА и сборные команды СССР. В составе армейского клуба пять раз (1966, 1968, 1970, 1971, 1972) становился чемпионом Советского Союза. Дважды (1967 и 1969) — серебряный призер чемпионата СССР. В 1969 году вошел в список 34 лучших игроков страны. Обладатель Кубка СССР. Трехкратный обладатель Кубка европейских чемпионов. Дважды чемпион мира среди молодежи. Чемпион Всемирной универсиады. Заслуженный тренер России. Тренировал СКА МВО, юниорскую, молодежную и национальную сборные России. Его подопечные — чемпионы мира среди юниорских и молодежных команд. В «Северсталь» пришел в 2005 году в составе тренерского штаба Владимира Плющева, с которым работал в молодежной и национальной сборных России. После отставки Плющева остался в клубе.
