Главный тренер «Северстали» Андрей Назаров, очутившись в Череповце, сказал: «Мы, хоккеисты и металлурги, большая дружная семья. Они льют сталь, мы играем в хоккей. Надо нам жить и работать вместе...» Проникнувшись фразой, нападающий молодежного «Алмаза» Коля Киселев на следующий день после первого гола в сезоне пошел работать на комбинат...
...В Череповце с утра льет дождь. Сквозь капли, стекающие по стеклам машин, неуверенно проступает последний сентябрьский понедельник. Здания, зонты, заводские трубы. «Где же он это выдумал? – твержу про себя дорогой на комбинат стихи Игоря Северянина. – Где взял поэт, когда-то живший под Череповцом, свои «ананасы в шампанском»?..»
...Улица Монт-Клер – имени американского побратима. А через дорогу – Ледовый. В народе – «имени папы Вовы». Когда Череповец достраивал себе новый дворец, шла Олимпиада-2006 в Турине. Самым благозвучным именем показалось: «Олимпийский». Даже успели сделать буквы на фасад... но «папа Вова» Расторгуев, позвонив в ОКР, выведал: за использование названия придется платить. В городе подумали... и решили назвать дворец «Ледовый». А папа Вова стал уважаемым болельщиком, говорят, недавно выдал дочку замуж, «живет в Простоквашине»...
Имя старой арене дал череповецкий школьник – мальчик предложил использовать позывной космонавта Беляева. Тем же «Алмазом» сейчас зовется и клуб МХЛ, за который играет наш герой Николай Киселев.
Главный городской праздник – День металлурга. Третье воскресенье июля. Когда-то завод работал семьями. Сейчас – династиями. В Череповце даже есть памятник – отец-металлург с ребенком в каске. В народе – «мальчик-робокоп»: рука и нога мальчика при ходьбе синхронны... Когда об этом спросили создателя памятника, он произнес: «Дети ходят, как им заблагорассудится...»
Коля Киселев, который 14 лет из своих 18-ти играет в хоккей, сегодня пропускал тренировку впервые. Вдобавок занятие начиналось в пять вечера, а на завод он приехал в десять утра. Вместо хоккейной формы ему впервые выдали малиновый костюм с ремнем, немодные тяжелые ботинки и желтую каску. Но Коля-то пришел работать металлургом – а в журнале на проходной вместо гордого «горнового» пришлось вписать «экскурсант»...
– Николай, о чем, на ваш взгляд, думает сталевар, идя поутру на работу? – спрашивала я хоккеиста.
– Наверно, думает: «Надо было в молодости лучше учиться, чтоб не попасть на завод», – поначалу угрюмо отвечал Киселев. – Есть места и получше...
– А по вашим представлениям о заводе – что вы там увидите внутри?
– Да я здесь уже был. Раньше, когда у папы был пропуск на завод, мы через завод на дачу ездили. 15 минут срезали.
На знаменитую пятую домну (последняя всесоюзная стройка) нас везут на машине: территория завода – 29,5 квадратных километров. Сюда заходит даже трамвай. Остановка зовется «Доменная».
Коле выдают «вачеги» (термоустойчивые рукавицы), «космический» шлем, серую суконную куртку. Она пропитана специальным составом – при попадании предметов плавки не загорится.
– С новичком, – мастер печи Александр Кононов намекает на Колю, – у нас проводится инструктаж, за ним закрепляется наставник, который учит его четыре месяца – и только после экзаменов он сможет быть допущен к работе...
Четырех свободных месяцев у нас нет, через сутки «Алмазу» ехать играть в Белоруссию, поэтому наш Колька сразу рванул в бой.
– Чугун получают в доменной печи, – просвещают Киселева. – Это большой цилиндр с толстой металлической стенкой, изнутри выложен кирпичом, сверху подаются руда и кокс, снизу – воздух. В печи соблюдается огромное давление – 4 килограмма выше атмосферы.
Пятая печка – «Северянка», четвертая – «Вологжанка». У других печей имен нет. В Англии печи называли именами королев, в СССР названий печей не было – только номера.
Два газовщика и мастер – на пульте. И девять горновых. Особенность производства – его невозможно остановить. Оно идет непрерывно десятилетиями. Город живет в ритме: четыре смены по восемь часов: с семи утра, с трех дня, ночью, утром... Один выходной – и снова четыре смены...
Здесь желают друг другу «спокойной работы». Значит – без аварий. Здесь верят в примету – не надевать на смену сразу все чистое. Здесь, в шуме, учатся понимать друг друга без слов. Показать руками, как пересыпается, – значит, песок; как месится, – значит, глина. Чугун с температурой 1500 «холодным» быть не может – а здесь про такой говорят: идет «холодянка». И вместо долгого книжного «поставь механизм открытия чугунной лётки в нужное положение» горновой скажет проще: «Отведи бурилку в гараж».
Пошутить – значит, наложить в карманы застывшего чугуна. Или человек не глядя каску надел – а у него сзади надпись: «Супердоменщик». А однажды отлили из чугуна тапочки и поставили в душевую. В них килограммов 20. Несли вдвоем.
У горновых – первая сетка по вредности: выработав 10 лет, можно уйти на пенсию в 50. Бывает, вернутся домой со смены, вроде просто прилягут, а проснутся... уже на следующую пора. Кто-то сбежал после первой же, а кто-то – на комбинате по 30 лет. Был такой мастер газового хозяйства Владимир Лукич Макаев: жизнь посвятил заводу, а ушел с него – и через год умер...
Виктор Епифанов из таких. Ему всего 38. В мае было 15, как он на заводе. «Горячую сетку» уже переработал на пять лет. Пошел на второй срок...
– Устаете в конце смены так, что нет сил, чтобы пойти домой?
– Ну как? – в улыбке сжал губы. На сильном лице – не сходящий пот: только что от лётки, где в канаве температура – полторы тысячи. И спокойно добавил: – Домой-то ведь все равно уходишь...
Жена Виктора – бункеровщик. На этой же пятой печи. Жена в печь грузит, муж выдает. У него оклад 50 тысяч, у нее – 30. Младшему сыну – четыре, старшему – одиннадцать. «Хочу, чтоб они оба пошли на завод, – говорит Виктор. – Стабильность здесь».
У чугунщика Сергея Гудкова сын – хоккеист. Отыграл в школе «Северстали» за 90‑й год рождения – с Чудиновым, Труневым, Киселевичем... и ушел в институт – на инженера-химика. История Гудкова-старшего необычна: пройдя Афган, 15 лет работал водителем – на шестом автобусе возил сюда, на «Доменную», рабочих, играл за их цех в футбол... В 2013‑м будет 10 лет, как они его уговорили: «Приходи!».
– Дайте Коле совет как начинающему горновому! – прошу Гудкова.
Валентинович, видно, вспомнил, как начинал сам, поэтому засмеялся.
– Я первые дни приходил и думал: последний раз иду сюда! Так было тяжело! Но за десять лет привык – и уже нравится. Главное – тебе не отлынивать от работы, постоянно что-то делать, и наш коллектив тебя сразу начнет уважать. Главное – хотение. (Крепко взял Колю за руку.) Приходи!
Отвожу хоккеиста в сторону.
– Коля, скажите мне честно: вы поняли, что здесь было?
– Что-то с металлом происходит, – стал путано объяснять Коля. – Тут шипит чего-то, все горит... – И вдруг добавляет: – Интересно!
Шумно и жарко: под ногами на глубине 12 метров идет металл. 28 тысяч тонн стали в сутки. В прошлом году люди здесь совершили подвиг – 9550 по конвертерной стали. Такого комбинат не делал за всю историю...
Сталевары из 90‑х всё делали руками. Сейчас – шуруповерты, а раньше была отвертка, сейчас – дрель, а раньше – коловорот...
Замначальника производства Василий Николаевич Попович вспоминает, как 19‑летним пришел сюда из деревни, вручную носил смесь, ведро весило 15 килограммов, надо было за смену перетащить сто ведер... «За 17 лет, – говорит, – я спокойно могу взять пламя рукой – и руку не обожгу. Так привык к огню…»
– Перед тобой большая кастрюля – это сталеразливочный ковш, в нем 360 тонн жидкого металла, – Василий Николаевич умеет все объяснить доходчиво. Коля встрепенулся и заработал. – Образно, Коля, это варка супа. В кастрюлю сначала льешь воду (это горячий чугун), сыплешь туда картошку (это металлолом), а чтоб получить борщ, надо кинуть перец, лук и морковку (это ферросплавы, на каждую марку стали – свои), интенсивно перемешиваешь, разливаешь в миски...
– Здесь шумно, жарко, оттого что все железное, все кипит, – отведя в сторону, «тестировал» Попович своего нечаянного работника.
– Все равно интересно! – отвечал Коля.
– Летом здесь температура достигает 70 градусов, зимой падает до 40. В школе у тебя, наверно, по химии была тройка? Пятерки по химии не было ни у кого... Вся таблица Менделеева – здесь, ты ею дышишь. Так почему именно сюда?
– Я хочу быть сталеваром.
– Как отец?
– Да, как отец (только так выясняется, что отец Коли – Дмитрий Киселев – был когда-то начальником именно в этом цехе, уходил из дома в шесть утра, приходил в два ночи. – Прим. ред.).
– А поставлю сразу мастером – справишься? В подчинении будут 10 человек.
– Нет. Мне поначалу надо с самых низов подняться.
– Коль, а есть ли смысл повторять шаги отца – чтобы приходить, валиться на диван в подушку – и до утра? Ты сначала подумай: может, найти что-нибудь полегче? Но если уж надумаешь – приходи, поговорим.
– Когда человека отправишь подумать, сказав ему, что у нас все «очень плохо», когда он придет во второй раз – это уже человек, который сделал выбор.
– Мне в этом цехе больше всего понравилось, – сказал мне Коля.
Обстановка усыпляет. В цехе чистый пол, работают машины, люди – только за пультами. Цех, дающий продукцию высшего качества, запустили семь лет назад, процесс автоматизирован на 90 процентов. Штат – три смены по 10 человек. Молодые, с высшим образованием, подбор был жесткий.
– Вы хоккей любите? – намекаю мастеру ЦПМ-2 Игорю Никифорову на возможный приход в коллектив Коли.
– Люблю, – смеется он в ответ. – Но не настолько.
Зато два работника – болельщики «Северстали». Оператор-инспектор Максим Миронов работал в ночь, когда «Северсталь» ездила в Хабаровск, игру транслировали в десять утра. «Я, – рассказывает, – пришел с ночной смены в восемь и спать не ложился, ждал матч...»
– Но есть смены с полчетвертого до пол-одиннадцатого, – делится наболевшим 28‑летний оператор Константин Бурков. – В октябре выпадают четыре такие смены – значит, на четыре домашних матча попасть не удастся...
Когда в 16.00 менеджер Александр Дрожжин, возглавлявший 6‑часовую смену Коли на комбинате, намекнул: на знакомство с производством нужен не день, а три, Коля признался, что тренировка началась еще в 15.30 – с занятия в тренажерном зале...
– И что вы, Николай, тренеру скажете?
– Скажу: «Ну вы ж меня сами на завод отпустили...» – засмеялся Киселев.
– Какая у вас была оценка по физике в школе?
– Не помню... – засмущался наш герой. – Троечка-то была, наверно... Но батя у меня строгий, он делал так: решал задачку, потом сжигал этот лист и говорил мне: «Всё, я решил. Она решается. Иди и делай!».
– Чем чугун отличается от стали? Вы ведь в прошлом году окончили школу...
– Уже не помню… Главное, я сегодня дома скажу отцу: «Был у тебя в цехе. Видел, как сталь варится, папа», – с чувством гордости добавляет Коля.
НЕ СТАЛО СЕРГЕЯ БРИЗЕТКО
Вчера от инфаркта скончался начальник Департамента проведения соревнований МХЛ-Б Сергей Бризетко. Ему было всего 34…
Он пришел в МХЛ год назад из новокузнецкого «Металлурга». И с ходу взялся за сложнейший участок работы – организацию первенства МХЛ. Он был из тех, кто не суетился, не выпячивал свою работу. Просто отлично делал свое дело.
Он был из тех, про кого говорят – душа компании. Он был из тех, про кого говорят – мужик! Смело отстаивал свою позицию, никогда не сдавался.
Он был из тех, для кого слова «порядочность», «честь», «ответственность» – не пустой звук.
«Советский спорт» выражает соболезнования родным и близким Сергея Бризетко.
В номере за среду в статье «Какому еще олигарху помочь?» в интервью управляющего директора МХЛ Дмитрия Ефимова допущена ошибка. В ответе на вопрос о видеотрансляциях написано: «…на днях мне позвонил один из руководителей нижегородского клуба и заявил: мол, мы прекращаем делать обязательные по регламенту программки к матчам. И штрафы за это тоже платить не будем».
Правильно следует читать: «…на днях мне позвонил один из руководителей нижнетагильского клуба…».
