Россиянин Андрей Лавров уже второй год живет в Австрии и работает помощником главного тренера в местном хоккейном клубе «Ред Булл», выступающем в МХЛ. Кроме того, Лавров является членом сборной России по скоростному спуску на коньках Red Bull Crashed Ice. В интервью корреспонденту «БИЗНЕС Online» 27-летний специалист рассказал, почему уже в 17 лет ему пришлось завершить карьеру в питерском СКА, как основал свою хоккейную школу и оказался в австрийском клубе.
Андрей Лавров оказался очень открытым и общительным парнем, поэтому уже в начале разговора мы договорились перейти на «ты».
– Андрей, тебе всего 27 лет, но у тебя уже была своя хоккейная школа. Откуда пришла идея создать ее?
– Все просто: у меня получился очень большой набор в ХК «Питер» – не все желающие могли попасть в команду. Но было огромное желание научить хоккею абсолютно всех, никого не хотел прогонять. Я решил создать свою школу, чтобы по максимуму использовать свое время и помогать всем тем, кто хотел научиться играть. Сначала мы начинали снимать лед, а затем пришла идея открыть тренировочный центр и организовать сборы. Все это дело выросло в достаточно большой проект, в котором у нас занималось около 300 взрослых мужиков-любителей, которые просто хотели научиться кататься, и порядка тысячи детей, прошедших через наши сборы, – к нам приезжали из Голландии, Австрии, Швеции.
– Кто, помимо тебя, еще занимался этим проектом?
– В первую очередь, мне помогал мой коллега Никита Тарасевич, с которым я учился в университете. Мы до сих пор поддерживаем с ним связь, а весной собираемся провести еще один тренировочный сбор под эгидой проекта Lavrov ice hockey school. Вообще, когда проект стал развиваться, люди сами приходили и спрашивали, чем можно помочь.
– Откуда брали деньги?
– Это был больше благотворительный проект. Очень сильно нам помог Андрей Петелин – хоккеист-любитель, который посоветовал нам арендовать помещение, закупить синтетический лед. По большому счету, я, наверное, в пятерке первых людей в России, кто начал заниматься на синтетическом льду. Одна из идей, которую я всегда пытался продвинуть, – это доступный хоккей для всех. Я всегда считал, что он должен приносить не только коммерческую выгоду, но и пользу людям. Иначе для чего все это вообще делается? Мне хотелось быть честным. Например, прайс на занятия хоккеем по городу был 500 – 700 рублей, а мы брали по 300 рублей с ребенка. Мы были готовы работать практически за еду.
– Что случилось с проектом?
– Финансовая деятельность компании прекращена. Важно отметить, что мы были первыми, кто зарегистрировал наш бренд. Мы занимались всем этим делом официально – платили налоги. Мы хотели, чтобы у нас была полностью прозрачная деятельность. Мы даже в Федерацию хоккея Санкт-Петербурга приходили, чтобы показать им: «Ребят, вот мы – совершенно чистый проект, мы болеем этим делом, и хотим не просто зарабатывать деньги, а развивать хоккей в нашем регионе». Но наш проект не нашел поддержки в федерации, никому это было неинтересно. Нас потихоньку стали прикрывать. Мы могли бы совершенно спокойно существовать и по сей день, благодаря тем же хоккеистам-любителям, которым неважно, как они играют. Но мне была нужна отдача, я хотел видеть плоды своей работы. На тот момент меня стали приглашать в Европу, где люди заинтересовались данным проектом и моей работой. Я остановил свой выбор на Берлине, а уже оттуда канадская хоккейная компания пригласила меня работать на себя в Австрию.
– Почему ты оказался не востребован в России?
– Не знаю. В Европе совсем другой подход к хоккею. Там нет большого количество игроков, нет такого массового набора в секцию хоккея, как у нас. Они понимают, что должны брать не количеством, а качеством. Сейчас я работаю в австрийском «Ред Булле» – они открыли в прошлом году шикарную хоккейную академию, где каждому игроку уделяется огромное внимание. Я про себя думаю: «Если бы у нас в России работали точно также, то мы могли бы развить такое количество талантов, что наша третья сборная без проблем бы обыгрывала всех на чемпионате мира». Но дело даже не в этом. В России при том количестве детей, которое приходит заниматься в секцию хоккея, тренеры имеют возможность, не задумываясь, отсекать половину. Многие даже не думают о том, что тем самым калечат детей. Ему ничего не стоит выкинуть из команды нескольких ребят, не понимая, что в 10-летнем возрасте у ребенка может сломаться психика. Таких моментов очень много.
– У тебя есть тренерская лицензия?
– Я закончил университет Лесгафта – у меня есть спортивный диплом. Я пытался перевести этот диплом как-то на удостоверение, чтобы в Европе он мог действовать, но в Германии и Австрии мне сказали: «Слушай, у нас тренеры получают лицензию, прослушав пять-шесть часов лекций, а ты пять лет учился в университете». Мой набор знаний, который я получил в Лесгафта, для Европы – самая высокая лицензия. На данный момент у меня нет никакого другого диплома, потому что я недостаточно владею немецким языком.
– Насколько я знаю, ты выступал на семинарах Владимира Юрзинова-старшего.
– Я всегда пытаюсь посещать различные курсы или семинары, потому что это очень интересно, и вообще в тренерской работе главное – это учиться и перенимать чужой опыт. В том году, когда чемпионат мира проходил в Минске, меня пригласили на семинар Владимира Юрзинова-старшего. Я там рассказал о методике работы на беговой дорожке с синтетическим покрытием. Владимир Владимирович похвалил меня. В Европе я также участвовал во многих семинарах – там абсолютно нормально, когда люди меняются опытом.
– В своей работе основной акцент ты делаешь на катание?
– В первую очередь я помощник главного тренера зальцбурского «Ред Булла», выступающего в МХЛ. В основном я занимаюсь индивидуальной подготовкой хоккеистов. Когда у меня есть свободное время – я забираю двух-трех игроков, даю им определенное задание, разбираю с ними на видео некоторые игровые моменты. Где-то я им указываю на их ошибки, где-то они сами просят поработать с ними – подтянуть какой-то игровой элемент.
Еще один момент, который я взял на себя, – это статистика. Я стараюсь вести статистику команды по каждому игроку. Для меня это особенно важно, чтобы знать о каких-то технических проблемах игроков. Я считаю сколько бросков игрок нанес за матч, сколько из них он попал в створ – и с какой позиции. По результатам этой статистики я могу взять игрока на индивидуальное задание и отработать с ним тот или иной компонент игры.
– Как ты вообще начал заниматься хоккеем?
– Мой отец Вячеслав Лавров считается легендой питерского СКА. Само собой, было понятно, что когда у него появятся сыновья, то они тоже будут играть в хоккей. Когда мне было три с половиной года, меня поставили на коньки – мы на тот момент жили в Финляндии. Мне это было интересно, и было принято решение, что я буду продолжать играть в хоккей.
– Получается, ты начинал играть в хоккей в Финляндии?
– Да, первые шаги я делал в Финляндии – мы там прожили где-то год. Потом переехали в Питер, папа закончил карьеру, набрал нас, пацанов 1987 года рождения, и начал тренировать. До 13 лет меня тренировал папа, но потом он погиб. Я отыграл в СКА еще четыре года, но в 17-летнем возрасте мне пришлось закончить с хоккеем.
– Кто-нибудь из твоего года пробился в большой хоккей?
– Есть ребята, которые продвигаются по Высшей лиге, другие – судят в ВХЛ, кто-то работает лайнсменом в КХЛ. Из тех, кто реально сейчас играет – это вратарь Андрей Гаврилов, который выступает в «Сочи». У нас был очень дружный коллектив, остальные пацаны так или иначе сейчас связаны с хоккеем.
– Почему пришлось закончить с хоккеем?
– С того момента, как не стало отца, у меня появились трудности в команде и с тренером. Вск это повлекло череду негативных моментов. Мне практически все говорили: «Ты был лучшим игроком в команде только потому, что у тебя батя был тренером, который тянул тебя». Мне, 13-летнему пацану, все это было неприятно, и это очень сильно задевало меня. Я понял, что просто обязан всем доказать обратное. Очень много стал тренироваться, и, в конечном итоге, у меня появились проблемы с давлением. Врачи мне сказали, что с хоккеем пора заканчивать, или же я стану гипертоником – всю жизнь буду жить на таблетках.
– Что было дальше?
– Я к этому времени уже привлекался к дублю СКА, ездил с командой на сборы. Я пытался оспорить решение врачей, ложился в диспансер на углубленное обследование, но там у них не было никаких возможностей, чтобы нормально меня обследовать. Они не хотели брать на себя ответственность, сказали мне: «Пиши бумагу, что ты на свой страх и риск готов продолжить играть в хоккей. Пусть родители ее подпишут». В итоге я закончил с хоккеем, и пошел в Лесгафта учиться на тренера.
– Знаменитый вуз.
– Да, много специалистов через него прошли. Уровень там очень приличный, тренерские курсы – одни из самых лучших в России. Буквально сразу мне предложили тренировать хоккейный клуб «Питер». Они знали мою тяжелую ситуацию, поэтому предложили мне вакансию. Я набрал совсем маленьких ребят, и с этого началась моя тренерская карьера. Потом я поработал в питерском «Спартаке», который сейчас называется «Динамо-СПБ» и выступает в МХЛ.
– Что можешь сказать об уровне игроков «Ред Булла»?
– Само собой ребятам тяжело тягаться с русскими игроками. Есть у нас определенные сложности в этом сезоне. Мы начали довольно неплохо, но затем стало тяжело держать команду на одном уровне. Основная задача, которая стоит перед тренерским штабом – это задействовать как можно больше немецких и австрийских игроков, потому что наша команда является фарм-клубом двух «Ред Буллов» – из Австрии и Германии. Конечно, у «Ред Булла» есть возможность приглашать игроков из других стран, и клуб это делает, но в любом случае мы стараемся больше обращать внимание именно на своих игроков.
– Будет ли обратный эффект? Получится из этих ребят в будущем что-то серьезное?
– Очень хочется верить в то, что это делается не впустую. С учетом того, какую хоккейную академию построил «Ред Булл» и какое количество денег он вкладывает в хоккей, отдача просто обязана быть. Сейчас у клуба идет период становления. Раньше в Австрии, лет 20 назад, вообще хоккея не существовало. В центре города был большой каток, который работал в зависимости от погодных условий. Сейчас за хоккей взялись плотно – год назад построили шикарную академию, куда приезжает заниматься Бобровский и многие другие известные игроки. В Австрии понимают, что хоккей – это здорово, но тягаться с Россией или Швецией, куда этот спорт пришел намного раньше, нам пока, конечно, тяжело.
Мне кажется, что в течение четырех-пяти лет этот проект будет давать свои результаты. Может быть, они не будут такими заметными на уровне российского хоккея, но отдача обязательно будет.
– Ты ведь в «Ред Булле» помогаешь еще и с организационными проблемами, с которыми клуб сталкивается в России.
– Да, это вообще была одна из главных причин, по которой я оказался в «Ред Булле». Австрийцы думали, что справятся своими силами во время поездок в Россию – у них был чешский специалист, который более-менее владел русским языком. Но, поехав в первую поездку по маршруту Ярославль – Санкт-Петербург, покатавшись по бездорожью, они поняли, что им нужен русский человек, который будет заниматься организационными вопросами.
Мы постоянно сталкиваемся с новыми сложностями и проблемами в России, когда, например, ребятам из команды каждый раз нужно объяснять, что нельзя в России пить воду из-под крана, или же почему мы из Шереметьево до Череповца добираемся шесть-девять часов. Австрийцу трудно понять, что в пробке на МКАДе ты можешь простоять около двух часов.
– Что еще?
– Не успеваем сесть в автобус, как все сразу же достают телефоны и начинают снимать, как наши российские автобусы гоняют по кольцевой, выжимая друг друга с дороги, или же как какая-нибудь разборка происходит на дороге. Для них это русский экстрим.
– Говорят, что европейские игроки дисциплинированнее русских.
– Не знаю. По крайней мере у нас, в «Ред Булле», проблем с дисциплиной не было. Даже если игрок хочет после игры банально выпить пиво, то ради Бога. Но если на следующий день он не способен выйти на тренировку, то, извини, нам с ним дальше не по пути. Здесь никто на них не кричит, не старается держать под контролем. Они уже взрослые, и сами должны все понимать.
– Летом вы были с «Ред Буллом» на Кубке мира среди молодежных команд в Уфе. Какие остались впечатления?
– Уровень турнира был отличный. Мы не совсем были готовы к нему, потому что команда собралась чуть позже, в отличие от русских клубов, у которых была возможность потренироваться. Некоторые из наших игроков вовсе не приехали на турнир, потому что находились на различных тренировочных тестах. Многие ребята были в шоке от турнира на таком уровне – они радовались, когда на игру мы ехали с полицейским сопровождением. Я думаю, это самое сильное впечатление от турнира.
– Сильно ли отличаются зарплаты молодых игроков в Австрии от России?
– Сложный вопрос, потому что даже в России они отличаются в зависимости от статуса клуба. Про деньги я говорить не могу, потому что не владею точной информаций, но могу сказать, что условия тут адекватные. Молодые ребята живут и кушают в шикарной академии. Не знаю, есть ли у вас такая же в России.
– Есть база в Казани, считающаяся одной из лучших в мире.
– Я не думаю, что в Казани на базе кухня четырехзвездного отеля. Не хочу врать, потому что не видел базу в Казани. Но, могу сказать, что в Австрии она ничуть не хуже. Я был в шоке, когда впервые увидел ее.
– Как ты себя чувствуешь в Австрии? Есть ли предложения вернуться обратно в Россию?
– Отлично. Мне здесь все очень нравится – хорошая рабочая атмосфера. Люди, с которыми я здесь работаю, очень высокого уровня, и мне еще нужно многое сделать, чтобы дорасти до них. Я доволен тем, что сейчас происходит в моей жизни. Для меня тут очень много путей развития. Предложения из России поступают, правда, не так много, но они все же есть. На родину хочется вернуться, но я считаю, что пока для этого не пришло время.
– На каких условиях ты живешь в Австрии?
– Отношение клуба ко мне – это ключевой момент, из-за которого я тут. Мне предоставили квартиру, машину, телефон и компьютер. У меня созданы все условия для работы.
– У тебя контракт с клубом?
– Да, у меня годовой контракт с «Ред Буллом». Посмотрим, надеюсь, что продлю его на следующий сезон.
– Расскажи о своем увлечении – катании на коньках со скоростных спусков.
– Совершенно случайно услышал об этом виде спорта. У меня на столе лежала брошюрка: «Уверенно стоишь на коньках? Докажи всем, что ты – лучший». Подвернулась она мне под руку, я пошел на отборочный этап, не ожидая ничего. Просто хотел показать, как круто я катаюсь на коньках. В итоге я выиграл питерский этап, а потом меня пригласили в сборную России. Когда мне пришло письмо, что нужно готовить визу для поездки на международные этапы, я подумал, что это шутка. Но потом мне позвонили, и еще раз сказали, чтобы я начал готовить визу.
– Какое было первое впечатление от катания на коньках с больших ледяных горок?
– Первая моя гонка состоялась в Мюнхене. Я был в шоке от того, что вообще делаю на этой горе. Мне не хотелось ударить лицом в грязь, я старался держаться как ни в чем не бывало, но внутри у меня все сжималось. Первый свой спуск я закончил на попе. После этого я понял, что на самом деле-то не умею кататься на коньках. Тем не менее, я дошел до финальных заездов, а когда я вечером вышел на гонку, где вокруг нас собралось 10 тысяч зрителей – это, конечно, были непередаваемые впечатления.
– Почему в России этот вид спорта так медленно развивается?
– На самом деле не хочется комментировать то, как его развивают в России. По большому счету продвигает все это лично «Ред Булл», из России нет практически никакой поддержки. Приезжаешь в Америку – и находишься просто в шоке от того, сколько у них там спортивных команд, какое количество человек занимается спортом. На отборочные туры у них записываются десятки тысяч человек, там все в теме. Они все хотят попасть на Crashed ice.
– Нужен ли он вообще в России?
– Я считаю, что в России нужен любой вид спорта, особенно который массово доступен.
– Сколько у тебя было серьезных травм за время выступлений?
– Только одна, и то по своей глупости. На гонке в Голландии я порвал плечевые связки, был у меня еще легкий перелом. Но опять же это мелочь, которая может случиться и в обычной жизни, ударившись о дверной косяк, например.
– Почему российские спортсмены не находятся на ведущих ролях ?
– Лично мне банально не хватает уверенности в себе. Особенно в прошлом году, когда я мог выигрывать гонки. За четыре сезона я только один раз был в финале – в Канаде, когда катался со сломанной рукой. Я понимал, что терять уже нечего, и просто получал удовольствие от гонок. Другие два лучших результата – шестое и седьмое место я показал в Москве. В России элементарно мне помогала поддержка болельщиков, которая гнала меня вперед, я был уверен в своих силах. На международных этапах, несмотря на весь настрой, присутствует какая-то нервозность.
– В прошлом сезоне австрийцы братья Даллаго доминировали над всеми. Почему?
– На самом деле, мало кто знает, что они с первого сезона занимаются этим видом спорта. Ребята просто поняли для себя, что они живут крашед айсом. Я их хорошо знаю, они живут в трех часах езды от меня. Я был у них дома, они – фанатики своего дела. Построили тренировочную трассу, уделяют этому все свободное время. У нас тоже есть талантливые ребята, взять того же Харитона Власова, который может просто рвать всех на этапах, если ему уделить немного внимания со стороны тренеров. Те же братья Даллаго в свое время пришли в региональный спортцентр, попросили помощи, им тут же предоставили свободный зал для тренировок, бесплатный лед. Люди там понимают, что ребята занимаются серьезным делом, выступают на чемпионатах мира, а спортивные залы в любом случае у них будут простаивать.
– Я знаю, что у тебя есть проблемы с финансированием.
– «Ред Булл», в основном, оказывает финансовую поддержку ведущим спортсменам. Тем спортсменам, которые лучшие в своей стране, но не в первой десятке в мире, не оказывается поддержка. Взять допустим этот сезон: «Ред Булл-Россия» сказал, что на каждый этап выделит нам по 50 тысяч рублей. В этом году четыре гонки, и только одни билеты в Канаду мне обойдутся в 60 – 70 тысяч рублей. Плюс нужно еще где-то жить, и что-то кушать.
