Защитник ЦСКА, которому сегодня исполнилось 29 лет, рассказал, почему провел жестокий прием против Мэтта Мерли, и признался, что хочет пешком покорить все вершины мира и полетать на истребителе.
– Рассказывают, что из «Ак Барса» вас не очень-то и хотели отпускать. Но вы были настойчивы и сказали, что нужно сменить обстановку.
– Пора было что-то менять. Меня совершенно не устраивала та роль, что отводилась мне в команде. Да, два предыдущих сезона были не самыми лучшими – преследовали травмы, была длительная дисквалификация... Но последней каплей стало повреждение, которое я получил перед плей-офф. Все время какие-то обстоятельства мешали проявить себя с лучшей стороны, и в какой-то момент понял, что нужно что-то делать для своей карьеры. Хотелось получить возможность проявить себя в другом месте.
– Вы выбрали ЦСКА. Признаться, летом немногие считали, что армейцы что-то выиграли от такого приобретения. Имидж у вас… Да вы и сами понимаете.
– Наверное, это из-за того момента с Мэттом Мерли из «Медвешчака»? Не хочу оправдываться.
– И не надо. Просто скажите, зачем так поступили.
– Я долго анализировал свой поступок и могу честно признаться: у этого шага было несколько причин. В тот день просто всё совпало: не лучшее эмоциональное состояние, внутреннее напряжение. Я нервничал из-за своей роли в команде, чувствовал, что меня отодвигают на задний план, хотя не считал, что был слабее конкурентов. И вот это несогласие с положением в команде выплеснулось в том игровом моменте.
– То есть вы били не конкретно Мэтта?
– Да. Негатив копился во мне долгое время. Я сейчас не помню, сколько матчей сыграл до встречи с «Медвешчаком», но мне многое не нравилось, и просто я сорвался в неудачное время. Кстати, прекрасно помню тот эпизод. Было единоборство, на мой взгляд, я играл чисто, но арбитр внезапно поднял руку, и я понял, что меня снова удалят на две минуты. Опять получу штраф на ровном месте, хотя вообще ничего не делал! А дальше вы знаете, что произошло. Но и это еще не всё. Было определенное игровое задание от тренеров, и трижды перед этим мы его не выполняли. Понимаете, сколько всего совпало в тот момент?
– Насколько сильно вы пострадали в финансовом плане?
– О, очень сильно! Штраф от лиги, штраф от клуба. Цифры называть не буду, но полтора месяца я вообще не получал никаких денег. Меня отстранили от работы с командой, я тренировался отдельно. Это был весьма тяжелый период в моей жизни.
– Уже тогда вы могли оказаться в другом клубе.
– Мог. Было несколько предложений, на «Ак Барс» выходили различные команды и предлагали варианты обмена. Но казанцы не пошли на это, хотя ведь могли отказаться от хоккеиста, который не может играть, и взять человека, способного выйти на площадку. Но я благодарен дисквалификации.
– За что?
– У меня было время всё переосмыслить. Я очень хорошо подготовился к следующему игровому отрезку, который, впрочем, тоже был не очень длинным. Интересно, но все мои травмы попадали на какие-то перерывы. Например, я получаю повреждение, пропускаю два-три матча, и начинается перерыв в чемпионате. Получается, что пропускаю еще больше, и тут уже тренеры не хотят менять состав – сочетания сыграны, зачем вводить человека без игровой практики?
– Вы – не очень габаритный хоккеист, у вас небольшие кулаки, но при этом вы часто деретесь на льду.
– Главное – дух. Я всегда готов постоять за себя, за ребят. Никогда не было такого, чтобы отказывался от боя, правда, и со мной не отказывались драться, если я предлагал. И сейчас подтверждаю, что если случится неприятность на льду, то полезу в самое пекло, не раздумывая.
– А складывается ощущение, что вы ищете неприятностей.
– Признаю: я достаточно противный игрок. Но у меня школа Петра Воробьева, где из меня сделали защитника оборонительного плана. Он всегда приветствовал людей с неуступчивым характером, цепких.
– От какого упражнения Петра Ильича вас до сих пор тошнит?
– Сейчас не тошнит, а тогда тошнило по-настоящему. После любого выходного у нас была самая тяжелая тренировка, какую только можно было представить. Сначала было сорок минут «один в один», затем «три в три» – это на всю площадку. И заканчивалось тем, что мы таскали баллоны. Впрочем, и у Владимира Крикунова было нечто подобное.
– Хватит про хоккей. Вы покорили Килиманджаро. Я не знаю ни одного хоккеиста КХЛ, кто бы мог похвастаться этим.
– Я тоже. Но Килиманджаро – это моя вторая вершина, до этого был Эльбрус.
– Ух!
– Я не любитель проводить отдых на пляже или на диване перед телевизором, ненавижу тусовки. Считаю, что нужно совершенствоваться, узнавать что-то новое, делать такие вещи, о каких можно потом внукам рассказать. В какой-то момент я понял, что очень хочу покорить горную вершину, и мы с другом выбрали Эльбрус - 5642 метра, которые преодолели пешком.
– Главная неожиданность, с которой столкнулись при таком экстремальном отдыхе?
– Мало просто решиться и пойти. Это очень серьезная работа. Вы же понимаете, что у меня есть определенная физическая подготовка, но ее оказалось недостаточно. Помню, что до начала предсезонной подготовки оставалось совсем немного, я уже самостоятельно тренировался, но все равно столкнулся с серьезными сложностями.
– Когда поднимались?
– Нет, когда спускался. На последних метрах думал, что вот-вот потеряю сознание.
– А говорят, что под горку легче идти.
– Не на Эльбрусе. Наоборот, это сложнее, ведь ты постоянно идешь под уклон. «Кошки» на ногах забиваются снегом, но нет возможности их очистить. Представьте, что на ваших ногах дополнительный груз по 15 килограммов. А поднялись мы нормально.
– Вот вы забираетесь наверх - и что там делаете?
– Ничего. Фотографируемся, осматриваемся и идем обратно.
– Хоть бы флаг КХЛ поставили.
– Поставлю на следующий год. Вообще в мире есть семь вершин, куда можно и нужно подняться без альпинистской подготовки и снаряжения. Я намерен покорить все.
– На Эвересте лежат трупы альпинистов. Вы такое видели?
– Нет, так как мы все-таки были в тех местах, где есть цивилизация. Умирают там, где уже очень далеко до станций, до помощи. И потом у нас пешие покорения вершин. Это немного другое.
– Идете вы в гору и что делаете?
– Да ничего, разговариваем.
– Особенно не поговоришь, когда такая нагрузка.
– Это уже ближе к концу трудно становиться говорить, когда и воздух разреженный, и вообще довольно трудно. Но по большей части пути всё отлично. Когда на Килиманджаро шли, то в нашей компании был человек, который очень много знает про Наполеона, ездил на места его сражений, в музеи. Он нам рассказывал про полководца.
– В Африке много диких животных.
– Нам предлагали съездить на сафари, где все они собраны в одном месте, но не было ни времени, ни сил. А во время восхождения мы никого не встречали. Ну, какие-то птицы летали, где-то обезьяны шумели, но больше никто не попадался.
– Гепарды? Львы?
– О, еще внизу нам сказали, что где-то гуляет гепард, мы должны быть осторожны в темное время суток. Но двое парней из компании решили пойти ночью в туалет и услышали какой-то рык из кустов. В домик они бежали необычайно быстро. Но каких-то совсем уж душераздирающих приключений не было.
– Еще знаю, что вы с парашютом прыгали.
– Три прыжка. Но вообще я хочу пройти курс обучения свободному падению. Не успел за прошлый отпуск все сделать. Там восемь ступеней, а я закончил только три. Но ничего, надеюсь наверстать.
– И чем все закончится? Полетите в космос?
– Я очень хочу полетать на каком-нибудь аппарате, самолете или вертолете, и свою мечту исполню. Один знакомый из Казани получил билет на полет на истребителе и обещает отдать мне. Вот это было бы здорово, согласитесь!
– Вы, наверное, из тех, кто хоккей не смотрит и даже не знает, кто с кем играет.
– Тут вы не правы. Сезон – это сезон. Я в команде, внимательно слежу за результатами, созваниваюсь с друзьями из других клубов, интересуюсь их делами. Но во время отпуска мне хочется совсем другой жизни.
