- Тихонов же был против вашего отъезда в Америку?
- Да. Я подписал пятилетний контракт с ЦСКА и, помню, зарплата у меня была 5000 долларов и 5000 рублей в месяц. Подписал бы на три года – платили бы по три тысячи. На год – то по тысяче. Такую интересную систему придумали. Год я по этому контракту отыграл. Рубли нам еле-еле заплатили в конце сезона, а про доллары даже речи не было. А еще в контракте у меня были прописаны квартира и машина. И тоже – тишина. Буцаев машину получил, а я нет.
Началась предсезонка, я честно пришел к Тихонову и сказал, что собираюсь уезжать. Он тут же начинает говорить, что не согласен. «Хорошо, - говорю, - дадите квартиру и машину – останусь». В конце концов, семью мне тоже надо было кормить. Мне и так в какой-то момент пришлось всю технику продать, что из Японии привез – денег совсем не было. Я вам больше расскажу. С Серегой Наумовым брали у Коли Хабибуллина «восьмерку», которую он купил после Олимпиады, и ездили по ночам таксовать по Москве. После отбоя уезжали с Архангельского и «бомбили» часов до четырех утра. Коле отдавали немного денег за амортизацию и себе что-то перепадало. Так и жили. В итоге прошел всю предсезонку, сыграл несколько первых матчей в чемпионате, но ЦСКА так и не собирался свои обязательства выполнять. Пришлось писать рапорт об увольнении. Тихонов опять говорит: я против твоего отъезда. Но я уже с юристами проконсультировался и сказал ему, что по закону он все равно должен на рапорте поставить свою визу. Тихонов пишет: «категорически возражаю против отъезда до окончания следующего сезона». Я этот рапорт отнес в приемную начальника ЦСКА, плюнул на все, собрал вещи и 17 сентября улетел в Канаду.
- Есть одна детективная история, когда в начале 90-х агент попытался вас оставить в Америке.
- В сезоне 1990/1991 годов мы поехали на Суперсерию. Последняя игра в Ванкувере. Отыграли, и после матча ко мне подошел агент Шевченко. Говорит: я обо всем договорился с «Квебеком», оставайся. Показывает мне бумажный контракт и говорит, что надо всего лишь поставить подпись, и все будет в шоколаде. Сумма была в районе 200 тысяч канадских долларов. Я ему сразу сказал: убегать не хочу. У меня мама - директор школы, брат - военный, и я знал, что у них сразу начнутся неприятности. Он говорит: «Не хочешь убегать – не надо. Пойдем тогда поужинаем вместе у меня дома». Пошли. Последнее, что помню, он предложил выпить. А у нас на следующий день в восемь утра отъезд в аэропорт. Поэтому, думаю, водку не буду пить, немного вина – и хватит. Привезли пиццу, я выпил бокал белого вина – и всё. Больше ничего не помню. Проснулся в десять утра дома у агента. Вещей моих нет. Все в другой комнате. Я к Шевченко. Что, мол, за дела? Он мне стал говорить, что я напился, разбудить он меня не смог, и вообще я ему сказал вечером, что никуда не поеду и остаюсь в Канаде. Врал напропалую. Понятно, что он что-то подмешал в вино. Я заставил его сесть за руль, чтобы он отвез меня в аэропорт. Всю дорогу он убеждал меня, что надо оставаться. Да и команде, якобы, на меня плевать: был бы нужен, меня бы начали искать.
По дороге думаю: что же мне делать? Уже решил, что в крайнем случае буду искать Ларионова или Крутова, которые играли в Ванкувере, чтобы они мне как-то помогли. Или в крайнем случае пойду в посольство. Но оставаться я не хотел категорически. И, кстати, перед отъездом на ужин деньги и паспорт оставил Игорю Малыхину, с которым жил в одном номере. Если б захотел убежать, я бы паспорт с собой забрал, правильно? Заходим в аэропорт. А нас в Суперсерии сопровождал один американец из местного управления. Я к нему обниматься: «Дорогой, где моя команда? Забери меня скорее и отправь в Москву». Он сказал, что команда улетела, но мой паспорт ему передал Малыхин, и если я готов лететь, то следующий рейс через 40 минут. И в Нью-Йорке я уже догнал ЦСКА.
- Народ удивился?
- Да все понимали: что-то случилось. Знали, что я не собирался оставаться. Правда, Тихонов все равно обвинил Малыхина в предательстве: мол, всё знал про побег Коваленко, но никому ничего не сказал. Тот пытался ему объяснить, что Коваленко оставил в номере деньги, новые вещи, что купил в Канаде, и главное – паспорт. Хотел бы убежать – паспорт бы точно взял с собой. Но тот и слушать не хотел. В итоге я своих догнал. Сразу разговор с кагэбэшником, который с нами летал. Его слова хорошо помню: «Андрей, спасибо тебе огромное, что ты вернулся. Обещаю тебе, что с моей стороны не будет никакого рапорта, наоборот, я буду полностью на твоей стороне». Тихонову и Гущину рассказал, как всё было на самом деле. Они говорят: мол, вернулся – это хорошо, молодец, но раз выпил – значит, нарушил режим. Поэтому моя поездка прошла без премиальных. Хрен с вами, думаю. Да и с деньгами тоже. А через полтора года я всё равно уехал. Но был уже к отъезду психологически готов. Мой первый контракт был 225 тысяч канадских долларов, но были еще и бонусы. Если я играю больше 40 матчей в первой команде, то мой контракт автоматически становится односторонним. А я в свой первый сезон отыграл 81 игру, плюс у меня за каждый матч после сорокового шел бонус. Ну, и забил тогда тоже прилично: 68 очков набрал. Я на одних только бонусах в первый год прилично «вылез». Первый контракт я подписал на три года, через два мы его переписали. Второй контракт – на два года, через год – переписали. На лучших для меня условиях.
- Ваша мама рассказывала, что не могла с вами выйти в Квебеке на улицу: болельщики на каждом шагу не давали прохода.
- Город маленький и жил только хоккеем, это правда. Да, узнавали везде. «А, вот идет русский, играет у нас». Автографы, фотографии…
- Где вы жили первое время?
- Клуб предложил несколько вариантов, но я решил обосноваться в высотке, где жили Миша Татаринов, Валера Каменский и Леха Гусаров. Там и выбрал себе квартиру.
- На вашей памяти кто-то мог бросать сильнее, чем Татаринов?
- Так, как он бросал с кистей, не мог никто. Помню, у него получалось порядка 90 миль в час. А со щелчка скорость шайбы была даже меньше. У меня со щелка получалось 94 мили, а с кистей меньше, конечно.
- Защиту вратарям он пробивал спокойно.
- А какая уж там защита была в те годы?! Они, считай, голыми играли.
- В Канаде Татаринов «зажигал»?
- На моих глазах он не пил. Был «зашитый». Пока срок не прошел, он и играл. Потом, как срок вышел, начал опять выпивать. Из-за этого и закончил. А так мастерство и здоровье позволяли ему играть очень долго.
- Когда играли в НХЛ, знали, что он здесь в тюрьму угодил?
- Я, конечно, знал об этом, но в тот момент находился слишком далеко от всех событий. Связь тогда у нас оборвалась: я играл в Америке, а он вернулся в Россию.
- Вы уехали в 90-е. Криминал на вас как-то выходил?
- Ко мне никто не подходил и денег с меня не требовал. Какие-то слухи доходили, что якобы Япончик вмешивался, Слава Фетисов «разруливал» ситуацию и впрягался за ребят, чтобы их не трогали. Я знал некоего Славу по кличке «Слива», который тогда жил в Торонто и был одним из авторитетных, скажем так, людей. Но он при мне никогда не говорил, что хоккеисты должны делиться частью своих доходов.
- В русские рестораны ходили в Америке?
- А как же! В Нью-Йорк или в Лос-Анджелес приезжаешь и вечером после игры идешь в русский ресторан. Это была обязательная часть программы. Селедочка с картошечкой, оливье, борщ. Ну, и по пятьдесят холодненькой. Помню, ресторан «Одесса» был, куда мы любили ходить. Токарев пел, Успенская, Шуфутинский, сестры Роуз. В Квебеке не было русских ресторанов, поэтому как приезжали в Америку – сразу туда. Потом они в Монреале появились, но туда надо было ехать 200 с лишним километров.
- А в Москве был бар «Пенальти», где любили отдыхать игроки ЦСКА.
- Да, был такой на Хорошевке. Весной, когда сезон уже закончился, но тренировки еще продолжались, любили туда зайти, по кружечке пива выпить. Это был бар ЦСКА – все хоккеисты и футболисты ходили в основном туда. Посторонних туда не пускали. На входе быд фейс-контроль. В долг нас тогда могли обслужить. Потом с зарплаты отдавали.
- С футболистами дружили?
- Да, общались. Из них чаще других общался с Серегой Дмитриевым, когда он за ЦСКА играл. С ним несколько лет назад встретились на одном футбольном турнире в Европе: я поехал за «Газпром» играть, а он – за питерскую команду. На базе в Архангельском тогда футболисты жили на втором этаже, мы – на третьем. С Игорем Корнеевым много общались.
- Вы же забросили последнюю шайбу в истории монреальского «Форума».
- Да, «Миннесоту» обыграли – 4:2. Четвертую я и забросил. Помню, там распродажу устроили – сиденья из дворца продавали. А мою клюшку, шайбу и майку на аукционе продали за 21 тысячу долларов. Бизнесмен какой-то купил. Я в шутку, помню, даже процент пытался требовать. В «Форуме» много было ярких побед одержано. И когда в сезоне-92/93 «Монреаль» Кубок Стэнли выиграл, он именно «Квебек», где я играл, и выбил из плей-офф. Мы были первыми в конференции, а они - восьмыми. Два матча мы выиграли у себя на площадке, потом у них на льду стало 2-2, в пятом матче дома проиграли 2:3, а в шестом в «Форуме» «сгорели» 2:4. И я поехал на чемпионат мира, но не играть, а повидаться с друзьями.
- На Олимпиаде 1992 года у команды не было ни флага, ни гимна. Вас это как-то задевало?
- Мы на этом не заморачивались. Мы не политики, а хоккеисты, и приехали играть в хоккей. Два звена у нас мощных были. В первом с Хомутовым и Быковым играли или Давыдов, или Хмылев, во втором – Прохоров, Болдин и Борщевский. Они и делали в основном погоду. Я играл с Буцаевым и Давыдовым, если Женьку не ставили в первое, а еще одну тройку составили динамовцы Жамнов, Петренко и Ковалев.
- Какие-то соревнования в Альбервилле смотрели?
- Нет, никуда не ходили, хотя лыжная трасса вроде бы была проложена недалеко. Жили в деревне и оттуда выбирались только на тренировки и игры.
- Как страна отблагодарила за победу?
- В раздевалку руководители зашли после финала и раздали нам в конвертах по семь тысяч швейцарских франков. Правда, Роберт Дмитриевич Черенков тут же прошел и благоразумно эти конверты собрал, чтобы мы вечером ничего не потеряли. Отдал на следующий день в самолете.
- Самолет веселый был?
- Сейчас уже не помню. Правда, как-то встречался в Ханты-Мансийке с Евгением Редькиным, который возглавляет Департамент по спорту, и он рассказывал, что хвост в самолете, где сидели хоккеисты, прилично болтался из стороны в сторону. Мы прилетели в Шереметьево, а раньше дьюти-фри был не в зоне отлета, а в зоне прилета. Мы с Серегой Зубовым пошли и купили ящик пива и бутылочку водочки. Форму долго не выдавали. Нашли грузчиков, зашли к ним в зону разгрузки. Объяснили им, что прилетели с Олимпиады, выиграли золотые медали, и попросили не потрошить баулы. Ящик пива им вручили. Договорились. А как выйти отсюда – неизвестно, дверь открывалась снаружи при помощи магнитной карты. Ну, что делать? Сели с Серегой на ленту траснспортера и поехали. И вместо вещей выехали.
- А следующая Олимпиада превратилась в бенефис Гашека.
- Да, только благодаря Гашеку чехи Олимпиаду и выиграли. Моментов в финале было навалом, но Гашек вытащил все, что можно и нельзя.
- Во время локаута в 94-м вы приехали в «Ладу». Почему именно в Тольятти?
- Позвонил Цыгуров, сказал, что к ним едут Буцаев и Ковалев. Плюс Денис Цыгуров. Пригласил присоединиться к этой хорошей компании. Никаких споров по деньгам не было – что мне предложили, на то и согласился. И приехал. Жил с женой в общежитии для молодых специалистов на Юбилейной. Новый год встретил в Тольятти, а числа третьего января с отцом на машине, которую по контракту получил, поехали в Нижний. Из Нижнего в Москву и потом в Канаду. А, да, еще съездил с «Ладой» на Кубок европейских чемпионов, где мы вторыми стали – Селянне нас «похоронил». Как раз он Денису Цыгурову «шнурки завязал», а потом глазами еще и Леху Марьина обыграл.
- Сергея Михалева, который помогал Цыгурову, все игроки вспоминают добрым словом.
- Да, Михалыч был добрый и душевный человек. Всегда близко сходился с игроками, со многими дружил. Таким же был Асташев в Череповце. Да, когда надо, они были жесткие, но любили людей, были открыты для общения. Сергеич Асташев в бытность мою игроком «Северстали» был для меня старшим товарищем. Я знал, что в любой момент могу к нему подойти, поговорить, посоветоваться, решить какие-то вопросы. Очень образованный и начитанный человек был. Помню, мы играли в старом дворце, в «Алмазе», ведем 2:1, и в концовке, когда соперники вратаря сняли, он говорит мне: «Коваль, только не надо по воротам бросать – не дай бог, промах и будет проброс». Ну, а я бросил и попал. Асташев мне: «Эй, чудак, я же просил не бросать!» Но уже в шутку, конечно, я же гол забил.
- Про чемпионат мира в Питере, где сборная заняла 11-е место, до сих пор не утихли разговоры. Что там происходило?
- Да, много говорили о том, что хоккеисты пили чуть ли не с утра до вечера, отсюда, мол, такой результат. Вот клянусь – я не видел, чтобы кто-то из команды пил и гулял. Мы жили километрах в пятидесяти от города в Доме отдыха, там никаких развлечений при всем желании найти было нереально. Я с этой базы ушел лишь один раз, когда уже всё проиграли. Думаю, тренеры решили, что раз приехали энхаэловцы, то они все умеют и знают. А мы начали играть каждый за себя. Французов обыграли да шведов – вот и все наши достижения на турнире. Помню, после чемпионата приехал в Нижний, пошел на прямой эфир на радиостанцию и извинился перед болельщиками. А что оставалось делать?
